— Так, Маравей, значит?! — и засмеялся.
Кстати, у Володи была песня про всю нашу компанию… Я помню совсем немного:
Там перечислялись все наши. Эта песня обязательно должна быть где-то записана.
— А «вторая сборная»?
— «Вторая» — это Высоцкий, Акимов, Свидерский, Кохановский… Всех их я узнал через Володю. Почему «вторая сборная»? — Но они же тогда были еще почти пацаны… И попасть в «основу» было невероятно трудно.
— Как и каким появился у вас Высоцкий?
— Высоцкий появился в нашей компании вместе с Утевским. И вначале он считал себя нашим другом, а вот мы… В общем, это произошло не сразу.
— Вовчик, сбегай… Вовчик, приди, попой…
Володя тогда был невероятно мягким человеком — с теплыми глазами, очень легким в общении — за что мы его и полюбили. Даже когда и песен не было, когда он еще не был Высоцким, он всегда на равных сидел за столом с «первой сборной». Для многих других из «второй сборной» присесть за стол вместе с нами была большая и редкая честь… А вот Вова — да!
И надо сказать, что были два человека, которые почти сразу же сказали, что с Володей не надо так: «сбегай-принеси»… Может быть, тогда никто и не понимал, какой он поэт, но — артист! — это чувствовалось сразу.
— Не надо так с Володей — он же замечательный артист! — всегда говорили Юра Гладков и Лева Кочарян.
— При первой нашей встрече меня просто поразила Ваша фраза о том, что «все эти люди из «первой сборной» вполне могли погибнуть »…
— Конечно! Либо плотно сесть лет на десять, либо погибнуть… Другое было время, другие были люди. В Ревика — он работал тогда в криминалистической лаборатории — при мне в него стреляли… Помните песню:
В 53-м году в Каменске меня очень сильно «измордовали». В темной подворотне пробили череп в двух местах, а потом стали резать… Очень крепко они меня отделали… Так вот — их было восемь…
На Горького, недалеко от Белорусского вокзала, был знаменитый «Спорт». Там был ресторан, танцевальный зал, биллиард и пивной бар. Там «лабали стиль», и все стиляги Москвы собирались в «Спорте». В ресторане сидели «деловые люди», в пивбаре могли за бутылку нанять человека, который попугает или даже «попишет» кого надо… Серьезные там шли «разборы»…
— Высоцкий знал обо всем этом из ваших разговоров
— Да. Но и к нам, на Каретный, приходили разные люди. Бывали и из «отсидки»… Они тоже почитали за честь сидеть с нами за одним столом. Ну, например, Яша Ястреб! Никогда не забуду… Я иду в институт (я тогда учился в Литературном), иду со своей женой. Встречаем Яшу. Он говорит:
— Пойдем в шашлычную, посидим…
Я замялся, а он понял, что у меня нет денег…
— A-а, ерунда!
И вот так задирает рукав пиджака… А у него от запясть-ев до локтей на обеих руках часы! Они тогда дорого стоили. Я пошел проводить жену, а моя наивная супруга спрашивает:
— Артур, он что — часовщик?
— Часовщик, часовщик…
Так что не просто «блатные веянья», а мы жили в этом времени. Практически все владели жаргоном — «ботали по фене», многие тогда даже одевались под блатных; был тогда такой особый стиль «прохоря» — сапоги в гармошку, тельник, кепка-малокозырка…
Так что на Володю повлияли не только разговоры, не только то, что Лева с Юрой Гладковым иногда ездили на задержания — повлияли живые люди! Мы были знакомы с такой знаменитой компанией «урки с Даниловской слободы»… Или точнее — евреи-урки с Даниловской слободы — профессиональные «щипачи».
И всегда крутился какой-то интересный народ: моряки, летчики, жокеи, биллиардисты, золотоискатели… Много людей из кино, а кино — дело живое: и конники, и каскадеры, и кузнецы… Кто-то приживался и оставался в нашей компании, кто-то появлялся всего несколько раз, но запоминался надолго… Но если не «показался» человек, то путь на Большой Каретный был ему заказан. Народ действительно был разный и интересный!
Одно время в нашу компанию входил даже самый настоящий космонавт, правда, из резерва. Он проходил подготовку и жил в Звездном городке. Однажды мы шли по улице Горького (я до сих пор помню это место) — Ревик, Володя и этот космонавт, а навстречу идут два «летуна» — два летчика. Он вдруг кинулся к ним:
— Ребята, познакомьтесь — этот скоро полетит…
Офицер так испугался:
— Ты что… Ты что…
Вырвался и пошел дальше… Потом по фотографиям мы узнали, что это был Андриян Николаев.
Несколько дней жили у нас Михаил Таль и Михаил Штейн. Нас тогда очень удивляло, как они через стену играли в шахматы — вслепую, без досок… Мирно разговаривают, разговаривают, и вдруг один говорит:
— Сдаюсь!
И тогда узнали, что Таль — не только знаменитый шахматист, но и очень остроумный человек.
— А как себя чувствовал в такой атмосфере Андрей Тарковский?
— Да, Андрей не сразу прижился в нашей компании. Он ведь никого близко к себе не подпускал — была такая изысканная холодная вежливость… Но потом… Повторяю, что времена были достаточно суровые… Однажды мы «разбирались» с человеком, который действительно заработал свое… Но заходит Андрей и говорит:
— Артур, ты его можешь даже повесить, он этого заслужил… Но завтра утром тебе будет стыдно!
Меня это тогда поразило и отрезвило.
Ну, например, Вы знаете такую песню:
А кто ее написал? Так вот, в свое время ее исполнял Урбанский, а написал ее Тарковский — тогда студент-первокурсник ВГИКа. А любимой песней Тарковского была «Прощай, Садовое Кольцо» — песня, которую написал Гена Шпаликов. Андрей ее очень своеобразно исполнял.
Тарковский умел очень точно поставить человека на место… Один известный советский поэт где-то небрежно сказал про всю нашу компанию:
— Да я их всех кормлю.
И вот в Доме кино мы встречаем этого человека. Андрей — вежливо, холодно, недоступно:
— Гриша! Во-первых, ты нас кормишь плохо. Невкусно! Во-вторых, мы считали, что это — из дружеского расположения. И в третьих, — кормят содержанок — друзей угощают! Так что? Мы у тебя на содержании?
— Вы с Тарковским вместе написали несколько сценарных заявок. Про одну из них Высоцкий сказал: «Это — для меня!»
— Совершенно верно. Эта сценарная заявка называлась «Пожар». Главный персонаж — цирковой артист, которого приглашают помочь в ликвидации пожара. О — знаменитый гимнаст на трапеции, но как раз в этот момент он рассорился с цирком и должен улететь из города. Фамилия его — Савосин. А на нефтепромыслах бушует пожар… Клапан, который надо перекрыть, окружен огнем, и пожарники не могут к нему пробиться, а вертолетчик, который летал над буровой, говорит:
— Там выступ такой — труба в виде трапеции. Вот найти бы циркача?! Я недавно видел в цирке такой номер…
Все начинают на него кричать, а руководитель комиссии по ликвидации пожара вдруг говорит:
— А что… Ну-ка, поедем в цирк.
И там выясняется, что Савосин с цирком разругался и, наверное, уже улетел… Они едут в аэропорт — нелетная погода — и находят этого циркача. В результате, он с троса вертолета цепляется за эту трубу, как за трапецию, закрывает задвижку и ликвидирует пожар… И Володя сразу сказал: ^
— Эта роль — для меня!
Я хорошо помню, что мы пошли к Геннадию Полоке — ему заявка понравилась. Не помню почему, но она не прошла…
— Как вы думаете, Артур Сергеевич, почему люди так тянулись к вашей компании?
— Почему? Одни понимали, что получают защиту… Ведь с «первой сборной» мы могли разобраться с кем угодно. Другие шли «на имена»: и Шукшин, и Тарковский были уже достаточно известными людьми. Бывал на Каретном и Олег Стриженов, который был большим приятелем Кочаряна. Не часто, но бывал… Это Олег сказал про одну девушку: