Не сразу, через некоторое время, я все же понял Володю и простил. Нужно было время, чтобы понять Володю до конца… Это случилось, когда я каждое утро просыпался и говорил жене:
— Опять видел Леву во сне — больного, худого, беспомощного. Ну хоть бы раз он мне приснился здоровым! Ну хоть бы раз…
Вот тогда я понял и простил Володю.
Каждое время создает своего героя… Герои, наверное, нужны. Но, я думаю, то, что я вам рассказал, Володе не повредит.
Январь 1989 г.
Олег Иванович САВОСИН
— Олег Ивановичу когда и где Вы познакомились с Высоцким?
— У меня был очень хороший знакомый, который стал потом одним из самых близких друзей — Лева Кочарян. С Левой мы познакомились давно — в 1947 году, когда вместе поступали в институт востоковедения. Мы поступили: Лева Кочарян, Юлиан Семенов и я, проучились год и ушли… Так получилось, что мы разошлись по разным институтам: Лева поступил в юридический, Юлиан Семенов, в конце концов, попал в литературный институт, а я стал заниматься рисунком. И всех нас объединял Лева — все наши ребята прошли через Большой Каретный.
И у Левы Кочаряна, в его квартире на четвертом этаже, я и познакомился с Высоцким. Вова Высоцкий был младше всех нас и, честно говоря, тогда никто не считал его гениальным. Но он был очень общительным, открытым и широким — моментально завоевывал симпатии.
И страшно смешной… Вот что в нем действительно было феноменальным уже тогда — это умение подметить какую-то черту в человеке и показать ее. И подмечал он самое смешное, попадание было абсолютно точным.
И уже тогда у Володи было очень развито чувство справедливости. Я хорошо помню, что он чуть ли не до слез обижался, если при нем кого-то несправедливо задевали. Вова тянулся к нам, к старшим, и это было видно. Я хорошо помню его в то время: живой, подвижный, румянец во всю щеку…
— Ребята, а давайте я сбегаю!
— А когда Вы впервые услышали песни Высоцкого?
— Мы сидели у Левы, и вдруг он включает свой магнитофон — старенький «Днепр»:
— Ты еще не слышал?
А я тогда Володю еще и не видел…
— Интересно!
Действительно, было интересно, — текст очень своеобразный… Лева взял гитару и сам стал петь эти песни, а я говорю:
— Нет, у тебя так не получается…
Но именно Лева сразу почувствовал, что у Володи — талант, он же первый стал записывать его песни. А потом, в один из дней, пришел и сам Высоцкий, и тогда я услышал эти песни в его исполнении.
— Вы встречались только на Большом Каретном?
— Да, чаще всего там. Понимаете, у Левы был открытый дом, а многие наши ребята жили с родителями, а потом появились жены… Так что все это происходило у Левы: у него по тем временам была очень большая квартира. Три больших комнаты, — и часто было неизвестно, кто сидит, когда мы с Левой разговаривали на кухне.
Вдруг звонок в дверь…
— Олег, я прошу тебя, открой!
Я открываю — стоит Шукшин:
— Это квартира Кочаряна?
Он тогда первый раз пришел, и пригласил его Артур Макаров.
У Кочаряна всегда были люди: кто-то остановился проездом в другой город, кто-то вернулся со съемок и не добрался до дома… Встречались сотни раз, но чаще всего — на Большом Каретном. Только потом, когда Толя Утевский переехал на улицу Строителей, бывали и у него. Иногда поздно вечером — звонок в дверь: стоит Володя… Заходил и оставался ночевать у меня.
В те годы мы и жили как-то по-другому… Знаете, я всегда говорю: мы успели пожить! Мы как-то умели радоваться друг другу, — не было никакой зависти или озлобленности. И нам было очень интересно друг с другом. Может быть, это — чувство уже пожившего человека, но мне кажется, что наша жизнь была полнее, насыщеннее, чем у теперешней молодежи… Мы читали больше, знали больше… И Володя — он же был очень эрудированным человеком.
Бывало так, сидим у Левы… Володя:
— Ребята, сейчас я допою, и в театр. У меня сегодня «Хлопуша».
— Хорошо, ты спой одну, а я побежал за такси…
Потом Володя — бегом в машину и — умчался в театр!
Вот так — просто расстаться не могли друг с другом.
Еще я помню, что Володя был на дне рождения у моего брата Вячеслава, и, конечно, все к нему приставали: Володя, спой то, спой это… И он, вместо того, чтобы есть и пить, — пел. И вы знаете: он никогда не отказывался. А потом как-то сам заводился:
— Ой, слушайте, ребята, у меня еще одна новая есть… А когда Володя пел, он так растрачивал себя, что у пяти здоровых мужиков не хватило бы сил.
— А когда это было?
— Это был 1965 год, незадолго до смерти моего отца. Да, могу точно сказать — 14 января 1965 года. Отец был уже очень больной, но сидел с нами и слушал Володю… И все время нам говорил:
— Что он там на гитаре бренчит — это ерунда. Вы слова слушайте!
Отец у меня был простой человек, прошел фронт…
— Вы слова, слова слушайте!
— А на концертах Высоцкого Вы бывали?
— Да, но один только раз, и дело было так… У Володи уже была громадная популярность, — я тогда работал в МВТУ, и ко мне пристали ребята из комитета комсомола института:
— Пожалуйста, попросите Высоцкого приехать к нам.
Они знали про наши отношения, а я говорю:
— Да мне как-то неудобно пользоваться нашим знакомством… А потом, вы думаете — что у него мало таких приглашений?
Но отговориться мне не удалось.
Мы приехали в театр перед спектаклем, стояла большая толпа, и все просили билетики. И конечно, многие обращались именно к нему — Володя не умел отказывать. Заходим через служебный вход:
— Попросите Высоцкого.
Там сидела такая очень суровая бабка:
— Высоцкого? Сейчас позовем.
Володя выходит:
— Кому я тут нужен? Ой, Циклоп! (Циклоп — это мое прозвище по Большому Каретному). Ты что, хочешь на спектакль? Пошли прямо сейчас.
— Володя, я не по этому делу…
— Быстренько, а то нам уже надо одеваться…
— Вот секретарь комсомольской организации нашего МВТУ…
Володя все понял, и сказал, что раньше марта у нас выступать не сможет…
— Смогу приехать в конце марта часа на полтора. Вот только ради этого человека вам и обещаю.
И показал на меня.
И Володя не подвел. У нас прекрасный Дом культуры, и студенты приняли его великолепно! Все сразу вытащили магнитофоны, и Володя говорит:
— Я вообще-то не люблю это дело, ну ладно, студенты — пишите. Он пел без перерыва два часа, и студенты его буквально на руках вынесли!
Да, но Володя был у нас еще раз, я ничего про это не знал, смотрю — висит афиша. И ко мне со всех сторон начали обращаться, главным образом — наши ребята-трюкачи, потому что попасть на этот концерт было невозможно. (А я как снялся у Кевосяна в «Неуловимых мстителях», так и стал работать в кино трюкачом-каскадером. Вошел во вкус и снимался в нескольких фильмах за год. Мы только начинали как каскадеры, и все было очень интересно.) Вот на этот концерт я и привел своих ребят.
Ну а потом мы встречались редко, да и смерть Левы Кочеряна нас немного развела. Лева заболел очень серьезно, но все же вышел из больницы, — встал на ноги, оклемался… Он даже был на премьере своей картины: «Один шанс из тысячи». В это время Кевосян поехал снимать «Новые приключения неуловимых», и Лева говорит:
— Кес-джан, ты возьми меня с собой!
И тут я на Леву стал кричать:
— Куда тебя несет! Ты что, не знаешь, какая у тебя болезнь? Тебе же нельзя!
Лева же прошел тяжелейший курс лечения какой-то химией…
— Ты не учи меня! И нечего тут сопли разводить! Мне теперь все можно…
И Лева поехал, даже снялся у Кевосяна: он там сидит на корабле в феске, пьет кофе. Это я потом уже понял, что он захотел хоть на пленке остаться живым.
А вскоре Лева снова попал в больницу, но все время убегал оттуда. Выскочит, схватит такси и домой! Лева боролся еще год и семь месяцев.
А Вы знаете, что на Володю ребята очень обиделись? Он же не был на похоронах Левы Кочаряна… Я, честно говоря, не думаю, что это произошло потому, что Володя зазнался… Но с его занятостью, с неожиданными поворотами в жизни — все могло быть. Но тогда мы немного отдалились друг от друга.