— Теперь на старые счета нет.
— Да ведь это сумасшедшие деньги, — задумчиво произнес Кузьма. — Я столько и в руках не держал. Мы ссуду в колхозе брали семьсот рублей на дом, когда ставили, и то много было, до сегодняшнего дня не расплатились. А тут тысяча. Я понимаю, можно ошибиться, набежит там тридцать, сорок, ну, пускай сто рублей, но откуда тысяча? Ты, видать, на этой работе давно, должен знать, как это получается.
— Не знаю, — покачал головой ревизор.
— А не могли ее сельповские с фактурой нагреть?
— Не знаю. Все могло быть. Я вижу, образование у нее небольшое.
— Какое там образование — грамотешка! С таким образованием только получку считать, а не казенные деньги. Я ей сколько раз говорил: не лезь не в свои сани. Работать как раз некому было, ее и уговорили. А потом как будто все ладно пошло.
— Товары она всегда сама получала или нет? — спросил ревизор.
— Нет. Кто поедет, с тем и заказывала.
— Тоже плохо. Так нельзя.
— Ну вот…
— А самое главное: целый год не было учета. Они замолчали, и в наступившей тишине стало слышно, как в спальне все еще всхлипывает Мария. Где-то вырвалась из раскрытой двери на улицу песня, прогудела, как пролетающий шмель, и стихла — после нее всхлипы Марии показались громкими и булькали, как обрывающиеся в воду камни.
— Что же теперь будет-то? — спросил Кузьма, непонятно к кому обращаясь — к самому себе или к ревизору.
Ревизор покосился на ребят.
— Идите отсюда! — цыкнул на них Кузьма, и они гуськом засеменили в свою комнату.
— Я завтра еду дальше, — придвигаясь к Кузьме, негромко начал ревизор. — Мне надо будет еще в двух магазинах сделать учет. Это примерно дней на пять работы. А через пять дней… — Он замялся. — Одним словом, если вы за это время внесете деньги… Вы меня понимаете?
— Чего ж не понять, — откликнулся Кузьма.
— Я же вижу: ребятишки, — сказал ревизор. — Ну, осудят ее, дадут срок…
Кузьма смотрел на него с жалкой, подергивающейся улыбкой.
— Только поймите: об этом никто не должен знать. Я не имею права так делать. Я сам рискую.
— Понятно, понятно.
— Собирайте деньги, и мы постараемся это дело замять.
— Тысячу рублей, — сказал Кузьма.
— Да.
— Понятно, тысячу рублей, одну тысячу. Мы соберем. Нельзя ее судить. Я с ней много лет живу, ребятишки у нас.
Ревизор поднялся.
— Спасибо тебе, — сказал Кузьма и, кивая, пожал ревизору руку. Тот ушел. Во дворе за ним скрипнула калитка, перед окнами прозвучали и затихли шаги.
Кузьма остался один. Он пошел на кухню, сел перед не топленной со вчерашнего дня печкой и, опустив голову, сидел так долго-долго. Он ни о чем не думал — для этого уже не было сил, он застыл, и только голова его опускалась все ниже и ниже. Прошел час, второй, наступила ночь.
— Папа!
Кузьма медленно поднял голову. Перед ним стоял Витька — босиком, в майке.
— Чего тебе?
— Папа, у нас все в порядке будет? Кузьма кивнул. Но Витька не уходил, ему надо было, чтобы отец сказал это словами.
— А как же! — ответил Кузьма. — Мы всю землю перевернем вверх тормашками, а мать не отдадим. Нас пятеро мужиков, у нас получится.
— Можно, я скажу ребятам, что у нас все в порядке будет?
— Так и скажи: всю землю перевернем вверх тормашками, а мать не отдадим.
Витька, поверив, ушел.
Утром Мария не поднялась. Кузьма встал, разбудил старших ребят в школу, налил им вчерашнего молока. Мария лежала на кровати, уставив глаза в потолок, и не шевелилась. Она так и не разделась, лежала в платье, в котором пришла из магазина, лицо у нее заметно опухло. Перед тем как уходить, Кузьма постоял над ней, сказал:
— Отойдешь немножко, вставай. Ничего, обойдется, люди помогут. Не стоит тебе раньше времени из-за этого помирать.
Он пошел в контору, чтобы предупредить, что на работу не выйдет.
Председатель был у себя в кабинете один. Он поднялся, подал Кузьме руку и, пристально глядя на него, вздохнул.
— Что? — не понял Кузьма.
— Слышал я про Марию, — ответил председатель. — Теперь уж вся деревня, поди, знает.
— Все равно не скроешь — пускай, — потерянно махнул рукой Кузьма.
— Что будешь делать? — спросил председатель.
— Не знаю. Не знаю, куда и пойти.
— Надо что-нибудь делать.
— Надо.
— Сам видишь, ссуду я тебе сейчас дать не могу, — сказал председатель. — Отчетный год на носу. Отчетный год кончится, потом посоветуемся, может, дадим. Дадим — чего там! А пока занимай под ссуду, все легче будет, не под пустое место просишь.
— Спасибо тебе.
— Нужны мне твои «спасибо»! Как Мария-то?