Ревизор покосился на ребят.
— Идите отсюда! — цыкнул на них Кузьма, и они гуськом засеменили в свою комнату.
— Я завтра еду дальше, — придвигаясь к Кузьме, негромко начал ревизор. — Мне надо будет еще в двух магазинах сделать учет. Это примерно дней на пять работы. А через пять дней… — Он замялся. — Одним словом, если вы за это время внесете деньги… Вы меня понимаете?
— Чего же не понять, — откликнулся Кузьма.
— Я же вижу: ребятишки, — сказал ревизор. — Ну, осудят ее, дадут срок…
Кузьма смотрел на него с жалкой подергивающейся улыбкой.
— Только поймите: об этом никто не должен знать. Я не имею права так делать. Я сам рискую.
— Понятно, понятно.
— Собирайте деньги, и мы постараемся это дело замять.
— Тысячу рублей, — сказал Кузьма.
— Да.
— Понятно, тысячу рублей, одну тысячу. Мы соберем. Нельзя ее судить. Я с ней много лет живу, ребятишки у нас.
Ревизор поднялся.
— Спасибо тебе, — сказал Кузьма и, кивая, пожал ревизору руку. Тот ушел. Во дворе за ним скрипнула калитка, перед окнами прозвучали и затихли шаги.
Кузьма остался один. Он пошел на кухню, сел перед не топленной со вчерашнего дня печкой и, опустив голову, сидел так долго-долго. Он ни о чем не думал — для этого уже не было сил, он застыл, и только голова его опускалась все ниже и ниже. Прошел час, второй, наступила ночь.
— Папа!
Кузьма медленно поднял голову. Перед ним стоял Витька — босиком, в майке.
— Чего тебе?
— Папа, у нас все в порядке будет?
Кузьма кивнул. Но Витька не уходил, ему надо было, чтобы отец сказал это словами.
— А как же! — ответил Кузьма. — Мы всю землю перевернем вверх тормашками, а мать не отдадим. Нас пятеро мужиков, у нас получится.
— Можно, я скажу ребятам, что у нас все в порядке будет?
— Так и скажи: всю землю перевернем вверх тормашками, а мать не отдадим.
Витька, поверив, ушел.
Утром Мария не поднялась. Кузьма встал, разбудил старших ребят в школу, налил им вчерашнего молока. Мария лежала на кровати, уставив глаза в потолок, и не шевелилась. Она так и не разделась, лежала в платье, в котором пришла из магазина, лицо у нее заметно опухло. Перед тем как уходить, Кузьма постоял над ней, сказал:
— Отойдешь немножко, вставай. Ничего, обойдется, люди помогут. Не стоит тебе раньше времени из-за этого помирать.
Он пошел в контору, чтобы предупредить, что на работу не выйдет.
Председатель был у себя в кабинете один. Он поднялся, подал Кузьме руку и, пристально глядя на него, вздохнул.
— Что? — не понял Кузьма.
— Слышал я про Марию, — ответил председатель. — Теперь уж вся деревня, поди, знает.
— Все равно не скроешь — пускай, — потерянно махнул рукой Кузьма.
— Что будешь делать? — спросил председатель.
— Не знаю. Не знаю, куда и пойти.
— Надо что-нибудь делать.
— Надо.
— Сам видишь, ссуду я тебе сейчас дать не могу, — сказал председатель. — Отчетный год на носу. Отчетный год кончится, потом посоветуемся, может, дадим. Дадим — чего там! А пока занимай под ссуду, все легче будет, не под пустое место просишь.
— Спасибо тебе.
— Нужны мне твои «спасибо»! Как Мария-то?
— Плохо.
— Ты иди скажи ей.
— Надо сказать. — У дверей Кузьма вспомнил: — Я на работу сегодня не выйду.
— Иди, иди. Какой из тебя теперь работник! Нашел о чем говорить!
Мария все еще лежала. Кузьма присел возле нее на кровать и сжал ее плечо, но она не откликнулась, не дрогнула, будто ничего и не почувствовала.
— Председатель говорит, что после отчетного собрания даст ссуду, — сказал Кузьма.
Она слабо шевельнулась и снова замерла.
— Ты слышишь? — спросил он.
С Марией вдруг что-то случилось: она вскочила, обвила шею Кузьмы руками и повалила его на кровать.
— Кузьма! — задыхаясь, шептала она. — Кузьма, спаси меня, сделай что-нибудь, Кузьма!
Он пробовал вырваться, но не мог. Она упала на него, сдавила ему шею, закрыла своим лицом его лицо.
— Родной мой! — исступленно шептала она. — Спаси меня, не отдавай им меня!
Он наконец вырвался.
— Дура баба, — прохрипел он. — Ты что, с ума сошла?
— Кузьма! — слабо позвала она.
— Чего это ты выдумала? Ссуда вот будет, все хорошо будет, а ты как сдурела.
— Кузьма!
— Ну что?
— Кузьма! — ее голос становился все слабей и слабей.
— Здесь я.
Он сбросил сапоги и прилег рядом с ней. Мария дрожала, ее плечи дергались и подпрыгивали. Он обнял ее и стал водить по плечу своей широкой ладонью — взад и вперед, взад и вперед. Она прижалась к нему ближе. Он все водил и водил ладонью по ее плечу, пока она не затихла. Он еще полежал с ней, потом поднялся. Она спала.