Кстати, обнаружил одну вещь… о которой сначала промолчал, решив проверить. Иногда в сумерках начинал различать очертания предметов и людей, особенно это обострялось, когда в кровь заходил стресс. Я подумал, что это память моего мозга, фотографии утерянного, но потом сообразил — это не глюк.
Опять я ушёл? Зачем ему моё «ты»? А я на кой пёс сдался?! По голосу — молодой упёртый перец, самодостаточный и… И. В нём… в его голосе, мыслях, решительных касаниях и рывках ощущалось что-то до боли знакомое. Словно он меня понимал. Понимал, как хреново меняться, не в силах на эту трансформацию повлиять самому.
Сдавшись «природному обаянию» кадра, протягиваю наугад руку вперёд.
— Герман Туманов. Гидрогеолог, геодезист, преподаватель, как ты уже понял.
— Герман, — растягивает мое имя на вкус и, по интонации слышу, ухмыляется. — Точно препод.
— Это откуда такие выводы?
— Больно у тебя морда лица умная.
— Что-то не нравится?
— Да нет, нормальная мор… лицо, симпатичное, но…
— Что?..
— Имя твоё… предки что, тащились по немецкой порнухе?
— А ещё варианты есть? — меня потряхивает от непонятного чувства.
— Нет, — глушит ухмылку сиплым выдохом. — Так куда мы едем, мой фюрер?
— В задницу! — Туманова вывели из себя?! Да это не под силу было даже самому тупому студенту, который по минимальному баллу пролез на геологический, чтобы в армию не загребли.
— А говорил — не из порнухи, — беззлобно хмыкнув, цепляет мою руку и крепко сжимает. — Зови меня просто Яр.
— Это всё, что ты можешь о себе рассказать? — довольно туманная перспектива ехать непонятно куда с непонятно кем, но отчего-то на душе сделалось легко.
— Суди обо мне по поступкам, идёт?
— Уверен? — скептически изгибаю бровь, он руку так и держит, сжимая сильнее. — Пока не самые лестные отзывы получаются. Мне кажется, ты — эгоист с замашками тирана.
— Ага, циник, деспот, мудак и немного философ, это ладно, — отмахивается и наконец отпускает ладонь, когда она становится мокрая, как и я сам. — Можно задать вопрос?
— Боюсь, что и он мне боком выйдет…
— Да не тушуйся. Скажи, — начинает Яр, а я прикрываю глаза, готовясь к худшему. — Ты бухаешь, мой фюрер?
— А что, выгляжу как алкоголик?
— Да нормально ты выглядишь, не комплексуй. Что за блядская привычка вопросом отвечать на вопрос?! Так что? Подбухиваешь?
— Как любой нормальный человек.
— Во, теперь второй вопрос…
— Я согласился на один, — кажется, с Яром бесполезно спорить. Но его детская непосредственность подкупает. И это при том, что он обматерил меня после пяти минут знакомства. Странный человек…
— Там, где зашёл один, и второй влезет.
— Что, прости?..
— Ничего. Вопрос: ты когда бухой, как в пространстве ориентируешься? Ну… вертолеты там, всё плывёт…
Тяжело выдохнув, просто диктую адрес и, показательно сползая по сиденью, зачем-то закрываю глаза. Кажется… я с ним познакомился достаточно. Не бухал ещё, а голова уже начала кружиться. Выпустите меня отсюда!!!
— Планы на вечер какие, Герман? — едем довольно плавно, хоть и быстро. Меня не мотает по заднему сидению, как иногда бывает, даже умудряюсь расслабиться. Нет, Яр в мои планы сегодня определённо не входит. Надо переварить новое знакомство и весьма чётко нарисовавшуюся перспективу попасть в зависимость от этого человека.
— У меня сегодня день рождения как бы. Составишь компанию залиться чаем? С тебя торт.
— Потрясающая наглость! — вырывается непроизвольно.
— Хочу посмотреть, где ты живёшь, — маньяк — пронеслось в голове со свистом. — И тортик.
— Контрольный выстрел в больную голову! — еле слышно простонал я, вспоминая, что дома терпеливо ждёт некормленый и невыгуленный Арчи. — Я к тебе не смогу поехать, Яр. У меня собака.
— А я тебя к себе и не везу, — усмехнулся водила. — Собака спокойная, дрессировать не надо?
— Послушай… — начинаю, совершенно не надеясь на понимание, — это нечестно. Мы едва знакомы. И это, в конце концов, мой дом!
— Я на прописку не напрашиваюсь. Тортик поедим и свалю. Кстати, могу помимо торта помочь закупиться, если есть необходимость. И с собакой погулять…
Дальше едем молча. Я даже рад, что Яр молчит. Чем я думаю?! Где оно, чувство самосохранения и осторожности? Даже будучи зрячим, не позволял входить в дом посторонним… А сейчас запросто выписал квоту доверия незнакомому грубияну? Не вижу ни черта, но адрес сказал, и захоти он, пшикнул бы в лицо чем-нибудь, вырубил, забрал ключи и — привет вам, скалистые горы! Выходит… я почти вручил Яру свою жизнь, при этом меня не будоражат предчувствие и страх. Следует добавить, что я не люблю ездить в частных машинах, даже такси с трудом переношу, а тут… Почему спокоен? Словно сел в тачку Андрея и вот-вот услышу его голос. Будучи самостоятельным, рано начал жить один — двушка моя для холостяцкой берлоги была образцом чистой квартиры, куда не стыдно позвать и принять в гости.
Я — человек довольно своенравный и свободолюбивый. Когда понял, что мне с Андреем слишком хорошо — завяз по уши, позволил подойти почти вплотную и принять последнее решение. Любовник сразу понял, насколько мне дорого личное пространство, так грамотно и осторожно окружив паутиной заботы, и когда я очнулся, понял, что практически за пазухой у Андрея.
Я бредил горами и бурными реками с детства, потому вопрос о будущей профессии отпал сразу. А учась в универе, увидел объявление о формировании Клуба скалолазов под руководством Андрея Кагана. Вступил одним из первых, попав под цепкий орлиный взгляд взрослого человека. Он учил меня работать в связке на полном доверии, потом отпустил на самостоятельный подъем сначала со страховкой, а потом и без. К тому времени в своих предпочтениях в сексе я определился и особо не распространялся. Проживание с милыми домашними девочками, с коими знакомился на радость маме, заканчивалось раньше, чем они успевали дотащить меня до ЗАГСа. Кошечки слишком быстро превращались в боевых тигриц. Распалялся при виде гибких загорелых тел климберов из моего клуба, но предложить отношения фавориту решился лишь через два года. Иван был моложе и агрессивнее, но едва грубость стала применяться ко мне чаще, чем два раза в неделю, я оборвал связь, не настроив диалога на понимание. Меня не заводили самолюбование и эгоизм ни в делах, ни в любви. Иван вспылил, не признавая расставания, и это чуть не стоило ему жизни на высоте. Андрей исключил моего любовника и однажды, когда мы покорили очередной склон, просто сжал мои пальцы, перемазанные магнезией, не глядя в глаза и ничего не предлагая. Я был немного удивлён, даже обескуражен, не замечая за ним ранее такой ориентации. Андрей интимное сближение не торопил, приручая и поглаживая. Я понимал, что медленно увязаю, но пробовал это новое на вкус с увлечением подростка. Почти все мои вечера принадлежали ему. Я забирал его с работы и вез к себе домой.
Однажды Андрей выбрал дождливый день, самый пасмурный в сентябре. Я открыл дверь, за которой стоял мокрый Каган с курткой в руках. Тявкнул щенок, и спустя минуту неуклюжий Арчи уже петлял по незнакомой территории, оставляя первую лужицу на полу, а мои губы жадно хватали в поцелуе… Андрей был первым мужчиной, с которым я начал что-то серьёзное.
К чему я это начал вспоминать? Душу погреть. Или поразиться самому себе? Я не сразу подпускаю людей, не потому, что боюсь. Доверять тяжело. Многие из моих знакомых изволили отвернуться, узнав, что я, такой интеллигентный, из «таких». Один даже попытался нагадить своеобразно, написав анонимку начальнику. А сейчас… что происходит сейчас? Протянул руку незнакомцу, лица которого даже не представляю. Едем ко мне. Я терплю грубые нагловатые выходки и стёб, и меня это… хоть и раздражает немного, но как-то заводит не по-детски, словно вышел к самому опасному и крутому подъёму и бросаю ему вызов. Ему?.. Или себе?.. Хочу… Надо что-то поменять. Яркости прибавить, что ли.