Но вот киты после очередного погружения вынырнули очень близко и каким-то образом очутились перед самым форштевнем «Калипсо». Столкновение было неизбежно. Со скоростью десяти узлов «Калипсо» врезалась в бок двадцатитонного кашалота. Главный удар приняла на себя подводная камера. Маль пробкой выскочил из люка, испуганный, но невредимый.
— Кабина цела, течи нет! — крикнул он.
Несколько человек побежали вдоль палубы к корме посмотреть, что с китом. Надев наушники эхолота, я услышал тревожный мышиный писк. До столкновения кашалоты переговаривались между собой мелодичными модулированными нотами, теперь звучали нервные, полные боли крики кита, которого мы ранили, и пронзительные ответы его спутников.
«Калипсо» сбавила ход. Два кита подошли к своему явно оглушенному товарищу и с обеих сторон плечами подняли его так, чтобы дыхало было над водой. Точно таким способом мать поддерживает новорожденного детеныша, обучая его плаванию; видимо, память китов сохраняет этот прием, и они применяют его, когда кто-то из них попадает в беду. Отовсюду по два, по четыре сходились другие кашалоты. Я поминутно выбегал на палубу, потом опять возвращался к гидролокатору, чтобы послушать разговор стада. «Голоса» стали более нормальными. Видимо, оглушенный кит оправился от удара. Всего возле «Калипсо» собралось тридцать семь китов, включая пять-шесть детенышей длиной около двенадцати футов. Мы без труда поспевали за стадом, так как его движение тормозилось медлительностью детенышей и раненого.
Один шаловливый юнец пошел назад. Он захотел поближе взглянуть на черное брюхо «Калипсо» и очутился под судном. Вдруг из машинного отделения донесся сигнал тревоги, и почти сразу зазвонил телефон.
— Правый мотор стал, — доложил Робино.
Я поглядел назад. Кильватерная струя «Калипсо» окрасилась кровью. Детеныш попал под наши винты.
— Пускай мотор, Робино, — распорядился я и напряг слух: будет ли вибрация? Нет, ни валы, ни лопасти винтов как будто не пострадали.
Я круто повернул «Калипсо» назад. Маленький кит, фыркая кровью, пошел к стаду; наши бронзовые винты рассекли его кожу и белый жировой слой. Вернувшись в подводную обсерваторию, Маль увидел обтекающий иллюминаторы кровавый след — будто язык пламени за самолетом, подбитым зениткой. Наблюдая сверху, мы насчитали на теле раненого пять параллельных надрезов.
Детеныш присоединился к стаду, и тотчас там началось всеобщее замешательство. Самый крупный кит невероятным усилием плавников на треть своей длины поднялся вертикально над поверхностью воды и смерил взглядом врага, который ранил двоих его сородичей. Затем так же вертикально погрузился, и в следующий миг все стадо исчезло, остался лишь смертельно раненный детеныш.
С китобойной площадки на носу наш капитан метнул гарпун, затем, не выпуская из рук линь, поднялся на палубу и с риском для жизни побежал по левому фальшборту к корме. Малейшая конвульсия животного — и он очутился бы за бортом, где уже собирались акулы.
Выстрелом в голову Дюма добил нашу жертву. С водолазной площадки на подзоре кормы матросы набросили петлю на хвост убитого детеныша, и мы попытались втащить его лебедкой на палубу. Морис Леандри стоял на площадке, и его обдала струя крови — теплой, как наша кровь… Все работали молча. Кит оказался чересчур тяжелым для наших талей, мы только чуть-чуть приподняли его из воды и выключили лебедку. Шестнадцатифутовый детеныш весил около полутора тысяч фунтов.
Снизу над краем кормы высунулась голова Леандри:
— Прямо подо мной бурая акула футов на десять.
Акула неторопливо кружила у самой поверхности. Появилась еще одна, потом сразу две, и вот их уже штук двадцать, каждая длиной не меньше шести футов, а некоторые до двенадцати. К ним присоединилась великолепная тринадцатифутовая синяя акула, с длинным острым рылом, изящным телом и большими холодными глазами.
Откуда они здесь, среди океанских просторов, где пять миль воды под килем? Что их привлекло? Запах крови? Вибрация от движений бьющегося кита? А может быть, они всегда следуют за китами, собирая крохи с их стола и выжидая случая напасть на больного или раненого? Акулы продолжали кружить возле нас. Все-таки похоже, что это постоянные спутники стада. Конечно, опасное для них соседство, но и заманчивое — как-никак пожива. Морские млекопитающие расправляются с акулами, с ходу тараня их; это доказали дельфины в океанариях. Должно быть, поэтому акулы держатся от китов в сторонке и так долго собираются с духом атаковать даже убитого.
Нерешительность акул позволила нам приготовить к спуску «акулоубежище», зарядить съемочные камеры и акваланги. Дюма и Лабан вошли в клетку, и мы опустили их в воду рядом с китом. Спустя некоторое время их заменили Маль и я. Количество акул достигало уже тридцати — сорока, они стали смелее и подходили все ближе. Хотя железные прутья «акулоубежища» расположены достаточно тесно и акуле никак не протиснуться между ними, на душе было тревожно. Клетка висела на тросе, оборвется — поживей выбирайся через дверь, пока клетка не затонула ниже предела работы со сжатым воздухом. И плыви вверх среди акул! А они, как нарочно, вели себя все нахальнее. Здоровенные верзилы подплывали к клетке и тыкались в нее носом. На каждой акуле висело не меньше полудюжины прилипал, преимущественно вдоль нижней челюсти. И очень много было лоцманов. Эти полосатые рыбки так и просились в аквариум, среди кровавых струй они казались совсем не на месте.