Лейтенант Жан Алина вызвался прокатиться на подводных санях. Мы протащили его на буксире вокруг стальной сети; он ничего не нашел. Уже пять дней прошло в бесплодных поисках. Вечером мы с горя постановили перейти ближе к берегу.
На следующее утро наш начальник Тайе, не полагаясь на сани, решил плыть, держась за трос, на буксире у вспомогательного катера.
Помню, утром шестого дня я уже ни на что не надеялся; за все время наших поединков с непокорной морской стихией у меня не было такого мрачного настроения. Мысленно я сочинял рапорт начальству в Тулоне, объясняя, почему счел нужным неделю занимать две плавучие единицы военно-морского флота и тридцать человек на поисках судна, которое было обследовано еще в 1913 году. Нетерпеливый Пуадебар напоминал скорее разгневанного адмирала, чем патера.
Вдруг — крик наблюдателя. На залитой солнцем глади моря мелькала оранжевая точка: сигнальный буек Тайе. Значит, подводный пловец обнаружил что-то важное! Тайе всплыл, выдернул изо рта мундштук и завопил:
— Колонна! Я нашел колонну!
Старые записи указывали, что одну колонну, в стороне от судна, оставили, когда пришлось прекратить работы. Теперь корабль не уйдет от нас! Мы зашли на ночь в Махдиа и основательно кутнули, как и положено морякам, отыскавшим сокровище. Город гудел. Прошел слух, что мы нашли мифическую золотую статую, о которой тридцать лет толковали все местные легенды. Молва превратила источенную моллюсками колонну в золотой клад. Нас без конца поздравляли восторженные почитатели.
С рассветом закипела работа. Мы с Дюма нырнули первыми и разыскали наш основной объект. С виду ничего похожего на корабль. Оставшиеся на дне пятьдесят восемь колонн покрылись толстым слоем растительности и живых существ. Поглощенные илом загадочные цилиндры едва выступали над грунтом. Мы призвали на помощь все воображение, чтобы мысленно воссоздать очертания корабля. Измерив площадь, занятую колоннами, мы получили цифры, отвечающие длине судна в сто тридцать и ширине в сорок футов. Внушительно для той поры! Другими словами, древний корабль вдвое превосходил водоизмещением стоявший наверху «Эли Монье».
Корабль лежал в прозрачной воде на теряющейся вдали голой илисто-песчаной равнине и представлял собой подлинный оазис для рыб. Над экспонатами подводного музея плавали крупные полиприоны. Среди облепивших колонны губок не было видов, представляющих промышленный интерес. Дотошные ловцы губок — современные греки — очевидно, собрали все, что им годилось. Возможно, они подняли также и мелкие предметы искусства, возвратив себе много веков спустя кое-что из украденного римлянами.
Нам предстояли довольно обширные работы. Правда, с тех пор, как храбрецы Тавера отважно проникали в глубины, водолазная наука шагнула далеко вперед, и все ее завоевания были к нашим услугам. Располагали мы также и таблицами для подводных пловцов, только что разработанными под руководством лейтенанта Жана Алина; акваланги позволяют совершать серию быстрых кратковременных погружений, не боясь, что кровь будет перенасыщена азотом.
Для той глубины, с которой мы столкнулись здесь, график водолаза предусматривает после сорока пяти минут работы подъем с остановками для ступенчатой декомпрессии: на глубине тридцати футов — четыре минуты, потом двадцать шесть минут на глубине двадцати и столько же на глубине десяти футов. Иначе говоря, почти час. По графику Алина подводный пловец погружается трижды на пятнадцать минут, с двумя трехчасовыми перерывами для отдыха. После третьего погружения аквалангисту нужна пятиминутная декомпрессия на глубине десяти футов: одна двенадцатая того, что требуется водолазу.
Чтобы развить на основе расчетов Алина успешное наступление на древнеримское судно, наши двойки должны были уходить в воду и возвращаться точно по расписанию. На то, что они сами будут следить за временем, надеяться не приходилось. Поэтому мы изобрели «стреляющие часы»: дежурный с винтовкой стрелял в воду через пять, десять и пятнадцать минут после погружения. Звук от удара пули о воду отчетливо доносился до затонувшего судна.