Бойся больше всего самооправдания, потому что оно закрывает доступ благодати к душе. Перед кем оправдываешь себя? Перед Богом!
Любовь к людям – не чувство любви, а дела любви, без всякого вкуса, только через много лет, если будут в душе складываться эти дела любви, может появиться к ним чувство.
Каждый день читаешь: „Господи, даруй мне зрети моя прегрешения": „мои", а не „ее". А мы до сих пор служим только для смирения других.
Что всего сильнее приводит ко Христу? Терпение чего бы то ни было, хоть маленькое, но терпение.
Ты живешь в своих мыслях, и тебя ничего не задевает, а когда будешь жить жизнью, тебя все больше и больше будет задевать, и тогда понадобится тебе молитва.
Куда ни поедешь, куда ни бросишься – везде твое сердце и все, чем полно оно будет, с тобой неразлучно.
Делай каждый день что-нибудь для других, хоть маленькое. Можно покормить кого-нибудь или почитать с кем-нибудь, или нищему подать, или поклончик положить за кого-нибудь. Старайся каждый день обязательно что-нибудь сделать, и тот день, в который сделала что-нибудь, значит, не совсем зря прошел, а если ничего не сделала, – значит, тот день прошел совсем зря».
Из записок Марии Николаевны мы узнали, что батюшка отец Алексий хотел, чтобы у нее во всем был порядок. Она установила себе точное расписание, когда и сколько заниматься тем или иным делом. Мария Николаевна всегда вставала в пять часов утра, часа 2–3 молилась, затем примерно до двух часов дня занималась графической работой. Кроме того, она принимала людей, приходящих к ней за советом. Многие тогда обращались к Марии Николаевне за духовной поддержкой, а ей ведь было всего тридцать с небольшим лет! Ирина Сергеевна Мечева, дочь отца Сергия, рассказывала, что, несмотря на свою занятость, Мария Николаевна неустанно уделяла внимание христианскому воспитанию детей маросейской общины, занимаясь с ними Священной историей. Она была талантливым педагогом.
Всенощные под елью
– В 1936 году мы решили снять две дачи рядом, чтобы в одной жили отпускники, а в другой – Мария Николаевна с семьей, – вспоминает Елизавета Булгакова. – Сняли в Опалихе. Сейчас это Москва, а тогда была деревня, окруженная со всех сторон густым лесом. Мы вставали в определенное время, приходила Мария Николаевна, и мы по очереди читали утренние молитвы, часы, изобразительны, затем Мария Николаевна уходила. В обед она приходила вновь, мы обедали, а она читала житие святого следующего дня. Около пяти часов вечера – всенощная или будничная служба, а если праздник, то – праздничная служба. Среди леса у нас стояла большая развесистая ель. На ее ствол прикреплялись иконы. Все молящиеся залезали под густые ветви, а один ходил кругом и стерег, чтобы никто не подошел. Чудные это были всенощные! Поскольку за обедом уже было прочтено и объяснено житие святого, служба оживала, все делалось понятным. По дороге домой беседовали. Потом Мария Николаевна с Лидией Петровной, своей мамой, приходили читать к нам вечерние молитвы. На следующий год сняли дачу только для Марии Николаевны, поскольку в сельсовете говорили, что «пропустили организацию». Собираться всем вместе стало опасно.
Среди лета отпустили отца Сергия. Мне и еще нескольким чадам сообщили, что он остановится у Марии Николаевны в Опалихе, и разрешили приехать. Он принимал в лесу. Сильно изменившийся, в очках, в гражданской одежде. Вскоре уехал под Тверь в деревню, где жили его близкие духовные чада.