Я купила 4 тюбика: белую, зеленую, голубую и желтую венецианскую.
- Венецианские художники писали ею блондинок: как южные люди западали на них (Слава).
- Мы в Венеции не бывали, так хотя бы у меня будет венецианская желтая.
Видимо, прекрасная блондинка-продавщица тоже мечтает о Венеции, потому что 4 раза сказала:
- Выберите венецианскую (показала 3 вида желтой). Это ведь венецианская… Лучше купите венецианскую. Я советую не колебаться, взять венецианскую.
Хотела купить хотя бы три грунтованных картона, но они почти в два с половиной раза подорожали. Агния купила мне 15 августа по сто рублей, а теперь они по 130… Это для меня невозможно…
Заехали за посылкой от Кирочки. Встретили Н.Н. Я говорю:
- Как прекрасно ты говорил 4го!
- Так я еще с Линой общался.
- Она рассказывала.
- Я и на днях в «Пиотровский» собираюсь на ее презентацию.
Тут я поняла, что не только мы с ней 4 раза виделись за ее приезд. Но и другие друзья ее любят и торопятся пообщаться.
Говорю:
- Как меня огорчило, что ты развелся.
Он, недоумевая:
- Так я развелся в 79-м году!
Слава:
- Ты же знаешь Нину: ее все еще волнуют разводы Перикла и Юлия Цезаря.
Когда мы вошли, Лина давала интервью ТВ.
- Что в наше время нового можно сказать про Цветаеву?
- Во-первых, я оспариваю идею о ее категорическом трагизме. Она писала: «Пережить старость, как и молодость, мне поможет ирония»... во-вторых – раскрываю ее образ как талантливого читателя…
Лину представили:
- Сегодня у нас заморская гостья…
Слава:
- Давай будем звать ее Кертман-Заморская.
Лина:
- У нас в Израиле не принято использовать отчество. Как мы шутим, обрели отечество, но потеряли отчество.
- Марина ценила свои ежедневные записи выше стихов. Говорила: «Стихи – это не полностью я».
(И я – НГ - могу сказать, что мои рассказы – это не полностью я, а записи – это я).
- В «Живаго» много цветаевских слов и интонаций… Марина узнавала себя в Катерине Ивановне Достоевского, но это узнавание было ей тяжело, не помогало ей жить. А Диккенс или Унсет помогали.
Слава:
- Помогают, но в комплексе с Достоевским и Толстым.
Я слушала Линочку и думала: вот такое общение у нас было через день да каждый день. Я остро почувствовала, что потеряла с ее переездом, потому что письма до конца не заменяют…
Когда можно было задавать вопросы, я попросила, чтобы она рассказала о встрече с Асей. Лина рассказала кое-что:
- Ася говорила, что один следователь был интеллигент, говорил с нею о поэзии, никогда не грубил, он бы нашел Асю, считала она, после реабилитации, но – видимо – машина его перемолола…
Но вообще Лина отослала нас за этой статьей в интернет: см. выше
Наташа Найденова подарила нам прекрасное переиздание Каменского с футуристической обложкой книги 33 года, а также новые журналы.
Лина рассказала, что уже в 21 веке на европейских чердаках находят пачки писем Марины.
Когда вчера во время митинга выпускали белых голубей, я заплакала. (смотрела по Дождю).
Подруга была в Бристоле, поучаствовала в конференции… Бристоль оказался зеленым и растительность, как в субтропиках, включая пальмы! Я говорю:
- а у нас рябины краснеют, Цветаеву вспоминаю…
Слава сразу предлагает картину. Пейзаж; над бушующим морем надпись от руки со стрелочкой:«Саша Пушкинъ»; в темном небе месяц с надписью «Сережка Есенин», на берегу рябина, разумеется, написано: «Марина Цветаева»; ангел, бьющийся с размаху о скалу, оранжевыми буквами: «М.Ю. Лермонтов».
Вчера написала шесть Ахматовых, три рыбки и букет в виде петуха. Часть на ивритских обложках, часть на разрезанной папке.
- Одна рыбка очень хорошая, другая – просто хорошая, а третья – небезнадежная.
Слава:
- Это похоже на водку, которая бывает хорошая и очень хорошая.
А про Ахматовых он говорит: сплошной пикассизм.
видели по ДОЖДЮ окончание передачи про Парфенова: привез из родной деревенской избы и стукалку, и дверной крючок, и сундук расписной, и т.п. А мы со Славой так хотели вырваться в город, к театрам, книгам, что ничего не привезли, и это глупо. Нет сейчас этих деревень, в которых мы со Славой жили. А уж сундуки свои наши матери долго возили по Союзу и уж где-то в начале 90-х выбросили. У мамы сундук был с фазанами, а у бабушки – с алыми цветами.