Браслет жёг его карман, и Карлсон вдруг засомневался — правильно ли он поступает.
Но тут кто-то схватил его за ногу и повалил. Это телеграфист Свантесон добрался вслед за ним до горы Хельсгген.
Браслет упал между камней и мерцал там гранатовым глазом. Они дрались молча, лишь Малыш свистел и шипел сквозь зубы непонятное шипящее слово.
Наконец, Малыш надавил Карлсону на шею, и тот на секунду потерял сознание. Когда он открыл глаза, то увидел как голый телеграфист, не чувствуя холода, любуется браслетом.
Из последних сил Карлсон пихнул Малыша ногой, и услышал всё тот же злобный свист. Телеграфист, потеряв равновесие, шагнул вниз.
Страшная пучина вмиг поглотила его.
Воронка тут же исчезла, море разгладилась, и тонкий солнечный луч, как вестник надежды, ударил Карлсону в глаз.
Извините, если кого обидел.
19 февраля 2007
История про пёсика (хорошо забытое старое)
— Ну и что вы думаете по поводу этого костыля? — спросил Карлсон. — Нет-нет, дело не в глазах на затылке. Я просто разглядываю вас в гинекологическое зеркальце. Поэтому прекрасно видно, что вы размышляете о том, кем мог быть наш забывчивый посетитель.
— Ну… Костыль принадлежит упитанному врачу, старше средних лет и подарен ему благодарными больными при увольнении доктора.
— Браво! Вы превзошли самого себя! Жалко он нас не дождался. Впрочем, вот и он сам — смотрите, кто ломится к нам в дверь с чудовищным волкодавом на ремне. Это он, это он!
Доктор Моргенштерн, и правда, оказался довольно милым человеком, хотя и приверженцем расовой теории. Перед тем, как открыть рот, он измерил череп Карлсона циркулем и сосчитал пропорции на бумажке.
Я же играл с его огромной собакой, которую звали Бимбо. Никогда, никогда, у меня не было собаки — даже когда я служил в армии ветеринаром.
Оказалось, что над родом Свантесонов, одно имя которых лет триста назад заставляло трепетать всю Лапландию, тяготеет проклятие. Один из могущественных магов Свантесонов влюбился в колдунью, стал воином, затем магом, но сердце колдуньи продолжало оставаться ледяным. Наконец, с помощью ворожбы бывший конунг Свантесон растопил лёд, но тут же бежал от безумной косматой старухи. Вслед ему прозвучало проклятие — она предрекла храброму Свантесону и его потомкам служить собачьим кормом.
Так и произошло — маг и волшебник был загрызен собственным псом. За ним отправились его братья, дядья, сыновья и племянники. Так продолжалось без малого триста лет. Когда пса оттащили, семья, ранее многочисленная, изрядно поредела.
— Но сегодня, — заметил доктор Моргенштерн, — паромом из Гельсингфорса прибывает единственный оставшийся в живых потомок древнего рода. Он должен вступить в права наследства после смерти бывшего владельца старинного замка на горе Кнебекайзе. И, сдаётся мне, его жизнь в опасности.
— Ну-с, что вы скажете? — спросил меня Карлсон, когда мы проводили нашего гостя. — Это ведь почище загадочного убийства болгарского штангиста Фауста Гётева! А помните, тот случай с Филле и Рулле, что похитили вас в прошлом году, а потом за пятнадцать минут успели добежать до норвежской границы?
Он набил трубку и пустил струю дыма в потолок.
— Впрочем, это неважно. В любом случае вы поедете в Лапландию один. Мне вы будете отправлять подробные отчёты, а я анализировать их у камина.
Так я оказался среди пустынных холмов Норланда, время тянулось медленно, как речь финского наследника. Моргенштерн развивал теорию ледяного неба, мы пили и глядели сквозь бойницы замка на бескрайние пространства поросших мхами болот. Финн пытался рассказывать нам анекдоты, но обычно они заканчивались к утру следующего дня. Поэтому нас будил странный смех наследника, похожий на уханье полярной совы.
Моргенштерн рассказывал о древних капищах, флоре и фауне здешних мест. Он был грустен — трясина засосала его несчастного пёсика. Изредка мы слышали странный плач из башни замка, но не придавали этому значения. Финн говорил, что слышит протяжный собачий вой, но это было так же смешно, как и его рассказ о нашей экономке фрекен Бок. За стаканом абсолютно чистой водки финн утверждал, что она таскается на болота с объедками от ужина. Всё равно — нам было скучно слушать его длинные речи.
Но я исправно описывал всё это в своих отчётах Карлсону.
Такая жизнь в итоге нам опротивела, и, чтобы развлечься, мы решили выйти и прогуляться при луне.
Как только мы приблизились к краю трясины, финн снова попытался что-то рассказать. Тут, не сговариваясь, мы раскачали его за руки и за ноги и кинули в болото.