Товарищ мой замялся.
Он помедлил, посмотрел на меня, ища поддержку, и наконец, сказал:
— Ну вот она… Она говорила мне «Миленький», и так говорила, будто она не сейчас жила, а была крестьянкой лет двести назад. Не всегда говорила, вы меня понимаете? В определённый момент… Но так я слышал это слово, и ноги у меня подкашивались.
— Очень хорошо, большего и не нужно.
Карл Иванович достал большую амбарную книгу и неспешно пролистал её.
— Вот что, месяца два вы её не видели?
— Точно так.
— Ну, так больше не ищите. Не надо вам её искать, всё для вас закончилось и ничего больше не нужно.
Товарищ мой быстр на язык, а иногда даже скандалист, и я думал, что он начнёт спорить, но нет, он вдруг согласился, только несколько поник головой.
— Не надо, не надо, — повторил Архивариус.
Слова его были произнесены так, что прямо в воздухе разлилась гипнотическая уверенность, что не надо. Никто не виноват, но — не надо. Хватит, одним словом.
По моему знаку приятель достал припасённую в портфеле большую бутылку коньяка, и Архивариус позвонил.
На звонок вышла женщина в синем халате с тремя бокалами на подносе.
Она неодобрительно оглядела нас, но поставила поднос на стол совершенно беззвучно. Кроме бокалов там был только блюдце с шоколадом и бутылка с минеральной водой.
Женщина исчезла так же беззвучно, а я принялся разливать коньяк.
— Вы понимаете, что теперь окажете мне услугу? — спросил Архивариус.
— Ну, да — ответил мой приятель, которого, впрочем, я предупредил заранее. — Хотя лучше было бы деньгами.
— Вам, конечно, лучше было бы деньгами, это понимают все умные люди, лучше деньгами и сразу развязаться, но жизнь сложнее, — сказал Архивариус. — Вы ведь занимаетесь статистическим учётом?
— Ну да, это не секрет.
— Я бы с вами потом побеседовал по этому поводу. Мы ведь с вами коллеги — я сам провёл несколько переписей. Переписей населения, — подчеркнул Карл Иванович.
Перед нами, уходя вдаль, стояли шкафы с картотекой.
Это была картотека существ — я чуть было не сказал «живых существ», но это было неверно. Многие из тех, кто значился в картотеке, давно умерли, а некоторые сделали это дважды и трижды. Иные сроду не были живыми.
Приятелю моему это было невдомёк, а я и не хотел, чтобы он пугался прежде времени.
Однажды картотеку решили оцифровать. Ничего из этого не получилось.
Копирование состоялось, но всё тут же перепуталось, вышло криво, и веры файлам не было. Тут же электронную картотеку слили в Интернет, а потом авторы с дрожащими от жадности руками, перевели её обратно на бумагу и издали под яркими обложками.
Я думал, что произойдет конец света, да только вышло все не страшно, а смешно.
Будто бы выбежал на площадь человек и стал рвать рубаху на груди, что только что видел инопланетян.
Сыпал именами известных людей, горячился, но с каждым словом все дальше отшатывались от него слушатели. Оно, конечно, всегда любопытно узнать, что министр — колдун-алхимик, а его заместитель промышляет охотой на вампиров, да только все это сюжеты именно из-под глянцевой обложки. На обложке этой роскошная дева стонет в объятиях вампира, а в вампира целит красавец с голым торсом.
Так все и ушло в газетную сплетню, а это значит — в песок, в пустоту.
Я и сам читал эти статьи — безопасные, как остывший пепел.
— Статистика? — спросил мой приятель. — Но я не работаю с гостайной. И с коммерческой — тоже.
— Зачем нам эти тайны? — успокоил его Карл Иванович. — У нас самих этих тайн избыток. Я знал многих людей, что крупно пострадали от излишне серьёзного отношения к разным тайнам.
— А за что их прищучили?
— За то, что слишком честные были. Им сказали — считай людей. Они и посчитали, но только людей. Вы помните перепись тридцать седьмого года?
— Помню, конечно, ну не собственно помню — знаю… Знаю. Там всех расстреляли.
— Какие глупости, но, в общем, расстреляли, конечно. Но головы были горячие — им велели пересчитать прописанных граждан, а они пересчитали людей. Вот в чём штука.
И эти романтики вместо ста семидесяти миллионов получили сто шестьдесят один. Ну и начался скандал — причём с двух сторон. Во-первых, точно оценили количество нелюди, и девять миллионов — это не шутка. Во-вторых, никто не ожидал такого расхождения. Дальше было сложно — пустили слух, что вскрылись данные о жертвах и всё такое. В тридцать девятом провели перепись снова — и тут уж вышло сто семьдесят миллионов, да и то два миллиона накинули за погрешность. Ещё Краваль тогда работал — он и пострадал первым.