Иван остановился перед нищим и сказал, прямо глядя нищему в лицо: «Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Дак что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого?»
И тогда нищий поклонился ему.
В пояс поклонился, как новому начальнику.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
28 октября 2015
Диалог CDLVI (2015-10-29)
— У меня тогда ещё вот какой пиджачок был — практически Курёхин. Ленин-гриб. Активизируются белые марроканские карлики, и переговоры заходят в тупик: война становится реальностью. Жидкий кобальт Шварца способен воспламенять планктон, пасущийся на поверхности. Учитывая ситуацию, лорд Джордж выступает у лорда мэра в английском парламенте… В этой непростой обстановке два капитана самоотверженно противостоят силам хаоса, удерживая космический баланс истории. Вот она, подлинная история девяностых.
— А малиновый пиджак? С голдой?
— С голдой можно поискать, а малинового не было, был из кашмира слоновой кости, дивной красоты.
— Из кашмира слоновой кости даже лучше.
— У всех был из кашемира, только у меня скорее беловатый. Хотя нет, тоже слоновой кости.
— Господи, вы еще свои пиждаки помните? Я уже прежних мужей фамилии не помню, не то, что лица, а вы — про пиджаки!
— Ну, так чего у нас там пиджаков-то, полторы дюжины на нос от силы, ну две. Иное дело мужья))
— Вот при переездах это проявляется наиболее ярко!
— Да, часто выпадет что-то из шкафа — пыльное, уже высушенное временем — и не поймёшь, муж это какой-то, или неучтённый любовник.
И начинаешь всматриваться в стенки шкафа — не нацарапал ли он ногтями своё имя.
Извините, если кого обидел.
29 октября 2015
… (2015-11-03)
…но это ещё что — я видел писателя Пронина.
Я сидел в своей чистенькой маленькой комнатке, и вдруг ко мне вошли опоздавшие к лету писатели-фантасты. Главным у них был писатель Пронин. Я, правда, не читал книг писателя Пронина, но всегда ценил его за чуткую душу, зоркость глаза и за то, что он не спит по ночам и комментирует разные разности в Живом Журнале. А уж когда я его видел воочию, ему всё время давали пухлые конверты с деньгами. Это ещё больше внушало уважение.
Не сел бы я с каким-нибудь басурманом за стол. А с писателем Прониным — сел.
Ну вот скажи, дорогой читатель, какой резон мне пить с американцем? Ну какой?
Ну был бы хотя бы англичанин и с каким-нибудь секретом от нашего государства. Аглицкое парей держали б.
Ну решили б ничего в одиночку не пить, а всего пить заровно: что один, то непременно и другой, и кто кого перепьет, того и горка. Началось сего дни пари, и пили б мы до моего очередного отъезда в Ясную Поляну, да шли б наравне и друг другу не уступали и до того аккуратно равнялись, что когда один, глянув бы за окно, увидал, как оттуда чёрт лезет, так сейчас то же самое и другому объявилось. Только англичанин б видал чёрта рыжего, а я б говорил, будто он тёмен, как мурин.
А потом бы хозяева нас заперли, дали рому, и вина, и холодной пищи, чтобы могли и пить, и есть, и своё пари выдержать, — а горячего студингу с огнем не дали бы, потому что в нутре может спирт загореться. Так и сидели б, и пари ни один из нас друг у друга не выиграл; и наступила б оттого такая дружба народов — только держись.
А с Прониным сел бы я за стул и за стол бы сел, потому что писатель Пронин двоих англичан стоил.
Так вот, писатель Пронин ввалился ко мне в комнатку и сноровисто разбил тарелку. Потом он оглянулся на меня и закурил вонючие писательские папиросы. Такие папиросы специально выдают писателям, чтобы всем остальным было ясно, что писатель рискует жизнью на благо человечества. Писатель Пронин выдохнул чёрный дым и хитро посмотрел мне в глаза: что, забыл, дескать, меня? Я действительно забыл.
Дело в том, что писатель Пронин был похож на Русскую Освободительную Армию — не ту, что ходила под командованием какого-то упыря-предателя, а настоящую, что время от времени давала прикурить каким-то негодяям и освобождала от них сопредельные народы. Сопредельные народы жутко радовались и сыпали под гусеницы танков Русской Освободительной Армии розовые лепестки, корицу, кардамон и лавровый лист. Но потом дело принимало иной оборот — Русская Освободительная Армия останавливалась на привал, хоронила своих павших бойцов, разматывала портянки и доставала оловянные кружки.