— Пусти, — беззлобно хрипел капитан. — Мы же ровня, практически — соотечественники. Не станет меня, сам займёшь моё место. Другого сценария не бывает, драккар — на то и драккар. Ты здесь, вокруг болото, а на мосте — лучшие люди города с пивными банками в руках. Лучше б ты сейчас обсыхал на полицейском катере.
Но тут Свантессон ткнул его в живот бутылочным горлышком. В ответ капитан отпихнул его ногой, и, зажав рану, взвился в воздух. За спиной у него зажёгся круг пропеллера, и через мгновение капитан исчез.
Остался только лёгкий запах сгоревшего бензина да и его быстро сдуло ветром.
Свантессон, кряхтя, спустился по мачте вниз. Подумав, он подобрал рогатый шлем и надел его на голову.
В этот момент с моста что-то кинули под рёв толпы и крики губернатора с бургомистром.
Прямо в центр палубы, на груду пустых мешков шлёпнулась девица в белом платье.
Вблизи она оказалась толстой и некрасивой. Свантессон критически осмотрел её лицо в смазанной помаде и вздохнул.
Наверное, и с этим можно смириться, хотя он надеялся на лучший вариант.
Извините, если кого обидел.
20 августа 2017
Лавры шумят (2017-08-22)
Кофейник стоял на камнях, и пламя лизало его бока. Команданте варил себе кофе сам, хотя любой из его бойцов почёл бы это за честь.
Тут он был майором, советником, и какая разница как переводить на испанский звание «комбриг». Как говорил его друг, чех Павличек, ровно такая же, как между словами «милостивый государь» и «государь император».
Он инспектировал аэродромы, делая последние приготовления. Военно-воздушные силы республики замерли перед завтрашнему наступлением, как птицы, готовые разом слететь с дерева. Подчинённые спали, а русская переводчица храпела как слон. Он отнёс кофе часовым и сейчас остался у огня один, впрочем.
В такие минуты он вспоминал родину — узкие улицы, дождь, мокрые булыжники мостовой. Он не был там целую вечность. То, что у пролетария нет национальности, не отменяет тоски по родному городу.
А ещё он всю жизнь хотел летать. Именно поэтому он покинул Стокгольм ещё подростком и переехал сперва в Вену, а потом в Прагу — в университете он учился аэродинамике, а по ночам читал Маркса.
Поэтому он переделал своё имя на Йозеф.
Но студенческая жизнь сыграла с ним странную шутку. Напившись в трактире «У чаши» он со всеми орал «На Белград!», про себя думая, что наконец-то началось, и эта эта война сметёт глупые границы между людьми. В небе ведь нет границ.
Но пили друзья крепко, и, очнувшись через несколько дней, он увидел себя на нарах, в чужой военной форме.
— Позвольте, но я же швед! — кричал он вахмистру. — Я Йозеф Карлсон! Я не подлежу призыву.
Тот отвечал ему смехом.
Сперва Карлсон стал денщиком у одного поручика. Поручик был молод, сущий малыш, но у него была отнюдь неюная жена, требовавшая ласки. Потерпев немного, Карлсон сам запросился на фронт.
Там у него получилось подняться в воздух — правда, летал он на привязи, на воздушном шаре. Сверху в бинокль были хорошо видны позиции русских — вот беззвучно возникают белые облачка в том месте, где стоят их пушки, вот слышен полёт снаряда и разрыв. Осколком перебило трос, и воздушный шар двинулся в путешествие на восток. Разглядывая непроходимый лес, Карлсон думал — это уже Сибирь, или ещё нет.
Шар снизился и запутался в кронах деревьев. Карлсон обнаружил, что прожив до половины жизнь, наконец-то заблудился в сибирском лесу.
Нет, не Сибирь, это он понял, когда в какой-то деревне его взяли в плен женщины. носившие вёдра на длинных палках и тосковавшие о мужьях. Он был пленным у них год, а потом ещё год пленным у другой деревни, куда его сменяли за муку. С тоской он смотрел в небо, в котором однажды увидел аэроплан.
У русских началась революция, и Карлсону пригодилось чтение Маркса. Он стал военным комендантом Бугульмы.
Рядом стояли красные лётчики — три самолёта на ровном поле. Карлсон упросил научить его летать, и это оказалось несложно.
«Красные самолёты будут летать быстрее чёрных», — говорил ему учитель, и Карлсон повторял эту фразу раз за разом.
Когда фронт передвинулся на восток, Карлсон запер комнату коменданта и передал ключ дежурному. Он улетел вместе с красной эскадрильей. Там, в Сибири, он стал коммунистом.
Потом он летал на «фарманах» и «ньюпорах», он поднимал в воздух «сопвичи» и «альбатросы».
Как-то, на спор он пролетел на «Илье Муромце» под Дворцовым мостом.
Наконец, началась история новых машин, и новых битв, сперва его послали в Китай, где он дрался с японцами. Потом он летал в Афганистане, и, наконец, попал сюда. Тут чёрные самолёты дрались с красными.