— Ты в ЧОНе был? — спросил его Никандров.
— В Мотовилихе был, в Мотовилихе рота была, да мы ж с тобой раньше повязаны. Помнишь, мы с тобой царя убили?
— Какого царя, дурак?
— Младшего царя.
Про это Никандров не знал ничего, и шёл по разговору, как деревенские колдуны по углям.
А в разговоре мелькали диковинные слова «начгар и комчонгуб». Незнакомец бормотал:
— Помнишь, мы с тобой в будке киномеханика сидели? Кинематограф «Луч» помнишь? Там-то всё и решили, это ведь ты Мясникову посоветовал, чтобы младшего царя хлопнуть при попытке к бегству. Я ж там был, справа сидел.
Никандров лихорадочно соображал, кто такой Мясников, а незнакомец продолжал:
— Ты ж англичанина сразу убил, а я вот сплоховал. Патроны в ружье самодельные были. Но мы ж вместе были, вместе! А часы я потом сдал, это всё навет, всё врут. Зачем мне княжеские часы, революции они нужнее. Ты вот пальто сам сносил — и ничего. Ты сейчас в фаворе, может, и мне что полагается. Совсем я поистрепался.
— Вот что, товарищ, — сказал Никандров сурово. — Об этом сейчас громко говорить нельзя. Молчи покамест. Сверху нам приказали, значит — молчок.
Незнакомец раздосадованно закивал и исчез.
Никандров, доедая кашу, понимал, что чужое дело вошло в его жизнь, и теперь с ним надо жить. В сумрачной столовой он представлял, как везёт на фаэтонах великого князя и его любовника. Как раскалывается череп английского секретаря, как обнимает пленник тело англичанина, а потом добивают и его.
Пальто. Точно, он носил это пальто.
Оно и сейчас висело в шкафу, видать, крови на нём было немного.
Наутро Никандров, как всегда, повязал галстук в горошек, надел довольно поношенный кинематографический костюм, и его повезли сниматься.
Оператор Эдуард заставлял его вновь и вновь забираться на броневик — что-то ему не нравилось.
Наконец, они уединились, и оператор с надрывом произнёс:
— Поймите, вы — вождь, вы не можете выглядеть так, будто вы переодетый телеграфист. Да, невозможно представить себя вождём, но сделайте что-нибудь, усилие какое-нибудь, чёрт возьми!
Никандров только кивал.
К нему пришёл репортёр из газеты «Металлист». Он спрашивал, трудно ли играть вождя.
Никандров отвечал, что трудно, а сам думал, что просто невозможно. Газетчику он сказал, что одно утешение, что он рабочий, а не артист. Но за рабочим классом — будущее.
Будет пятилетний план, а рабочий сделает его в четыре года, потому что рабочий с его машиной вертят временем, как хотят — то убыстряют его, а если надо — замедлят.
— Время — вперёд, — сказал рабочий Никандров и выставил вперёд руку.
Газетчик захохотал от того, как похоже это получилось.
Сфотографировать для газеты его не дали, режиссёр готовил сюрприз к премьере.
И снова его мучили на съёмках.
Он потерял осторожность и делал всё так, как тогда — десять лет назад. Но ему отвечали, что всё это не похоже на настоящего вождя.
Тогда он сыграл запой — и вот в это сразу поверили.
Как-то вечером он поехал в гости — актёров, а в особенности, актрис повезли на квартиру к местным писателям. Там был гость из Москвы, знаменитый поэт — бритый и страшный.
Говорили, что он всегда носит с собой маузер.
Бритый поэт впился в лицо Никандрова и посмурнел.
Когда уже выпили по третьей, и рыковка разбавила речи, поэт стал нарочито громко говорить о литературе и кино. Он говорил о том, что кинохроника должна заменить пошлые игровые фильмы.
— Нам Совкино будет показывать поддельного вождя, какого-то Никанорова или Никандрова обещаю, что в самый торжественный момент, где бы это ни было, я освищу и тухлыми яйцами закидаю этого поддельного Ленина. Это безобразие.
У бритого поэта был с собой, как пистолет в кармане, лысый товарищ.
Казалось, чуть что и лысый придёт на помощь бритому — причём, и словом, и делом.
Этот его товарищ, невысокий, но крепкий, обшарил взглядом комнату и указал поэту глазами на самого Никандрова.
Но тот только отмахнулся, мысль билась в его рту и была важнее чужих обид.
— Средства нужны для хроники, а это всё инсценировка. Он-то и не похож! Не похож! Отвратительно видеть, когда человек принимает похожие на Ленина позы и делает похожие телодвижения — и за всей этой внешностью чувствуется полная пустота, полное отсутствие мысли. Совершенно правильно сказал один товарищ, что Никандров похож не на Ленина, а на все статуи с него.
Все глядели на Никандрова, и он мгновенно принял решение — нужно просто напиться. Ничего не надо отвечать, что может ответить пьяный механик поэту, и он, не выпуская рюмки, неловко уронив что-то, выполз из-за стола.