Воображаемая вода плескалась вокруг него, поднималась выше, и, наконец, он поплыл. Он с безразличием миновал сайты знакомств, и, руководствуясь подсказками немца, отправился к малоизвестным островам общения.
И вот он нашёл нечто — имя было то же самое, но человек другой.
Она ответила мгновенно. Это не удивило Паевского — люди часто сидят в Сети по ночам. Он и сам был из таких.
Удивительно было то, что она от него ничего не хотела. У него был тонкий нюх на разводку, на спор с друзьями он даже заморочил голову цыганке у вокзала, но тут всё было чисто. Тут просто приятно было говорить — он даже вспомнил какой-то фильм, где герой, какой-то успешный интеллектуал, бросал молодую красавицу, потому что с ней не о чем было разговаривать. А тут был именно разговор, и что самое главное, впервые ему не пришлось ограждать своё личное пространство — заповедник стареющего мужчины.
Но она узнавала цитаты, чёрт возьми, она узнавала скрытые цитаты!
Завязалась странная беседа, состоящая из тихого поцелуйного звука клавиш.
И вдруг всё пропало.
Он выпил немного, а потом заснул.
Ему приснилась прежняя жизнь — давно забытые печальные тоскливые сны, что несколько раз выталкивали его, как запаниковавшего аквалангиста, на поверхность. Во снах он был молод, и его возлюбленные, среди которых не было жены, заглядывали ему под веки. Проснувшись, он тупо смотрел в потолок своего дома — такого с ним не было лет двадцать.
Наутро он снова сел за клавиатуру, и ему подарили новый разговор.
Паевский вдруг обнаружил, что его собеседница вовсе не так молода.
У них было много общего.
Она помнила то же, что он.
И это было приятным открытием.
Наконец, они, вместо того, чтобы обмениваться репликами, включили вебкамеры.
Это было то, чего он ожидал — и чего боялся. Женщина была из его снов, похожая на его первую любовь.
Время не пощадило её, но в глазах Паевского это прибавляло ей особую прелесть. Нет, это явно не была та, кого за малую толику денег нанимали жулики.
Та была куда моложе, он помнил рассказы молодого немца — его исчезнувшая подруга была совсем юной.
Через пару дней он сам перевёл ей денег — так вышло. Для скуповатого Паевского трата вдруг оказалась совершенно естественной. Это не было вынужденно — он перевёл деньги с радостью и после этого ощутил удовлетворение, будто был орудием некоей высшей справедливости.
Деньги предназначались даже не ей, а на одно благотворительное дело. И не на больных детей, как просят обычно, а на школу в далёком волжском городке, с которой она дружила.
Это прямо следовало из их предыдущих разговоров — он не мог не дать, потому что это было нужно ему самому.
Он перевёл ещё денег на следующий день, потому что это было просто мило, и опять же — вовсе не для неё.
Если бы для неё — тут он отдал бы всё. Если бы она попросила.
И тут у него рухнул Интернет — во дворе велись неожиданные ремонтные работы.
Угрюмый начальник, стоя над люком, куда, дёргаясь, уходил новый кабель, сказал, что неожиданных работ у них ещё дня на два.
Телефон Паевского, в силу старой привычки к конспирации был примитивным, старушечьим — даже без возможности принимать MMS. Об Интернете и речи не было.
Поэтому он уехал на дачу — там всего было в достатке, и у окна с видом на берёзовую рощу стоял компьютер с большим экраном.
Посёлок жил своей жизнью. Соседи позвали его к себе — они провожали приятеля в Антарктиду.
Паевский представил романтического бородача, пышущего здоровьем и оптимизмом несмотря на недостаток финансирования, и отказался под благовидным предлогом. Другой сосед сажал розы и тоже звал поговорить, но Паевскому было не до роз и не до пингвинов.
Он переоделся и прилип к клавиатуре.
Всё продолжилось.
Они разговаривали, и с каждым словом в нём прибывало счастье. Собеседница не была покорной, время от времени она ощутимо задирала его, но и это Паевскому нравилось.
Отрываться от экрана не хотелось.
Впрочем, во время технологической паузы он позвонил однокласснице и обнаружил, что та умерла год назад.
Нет, точно не она рекомендовала того прыщавого парня.
Кто-то другой это был.
Впервые за несколько дней он прошёлся по участку, посмотрел на засохшие много лет назад кусты, что сажала ещё его жена, и только теперь, ступив ботинком на мягкую влажную землю у чужого забора, сообразил — это ведь дачный сосед ходатайствовал за бездельника. «Надо было бы с ним поговорить», — подумал он, покричал соседу и, не дождавшись ответа, зашёл к нему.