«Нет», — подумала Грация, когда он зашевелился. «Нет», — когда схватил ее за плечо и перевернул на спину. Нет. Пожалуйста, нет.
Питбуль пристально смотрел ей в глаза. Пустое, плоское лицо без выражения, как на снимках для документов, только внимательный, ожидающий взгляд зеленых глаз. Он лег сверху, и Грация ничего не могла поделать, потому что ее скованные руки были закинуты за его спину, словно в объятии, она не могла их разомкнуть, не могла оттолкнуть его, да и в любом случае не стала бы этого делать, потому что боялась. Боялась, что он ее убьет, разозлится, сунет в рот пистолет и вышибет мозги прямо тут, на койке. Боялась все разрушить, потерять достигнутое преимущество: она нащупала в нем слабинку, крохотную трещинку, и только это могло спасти ей жизнь.
Грация закрыла глаза, когда он спустил с нее трусы; стиснула зубы, даже кулаки, когда он вошел в нее. Если бы руки у нее были свободны, она бы вцепилась в простыни, а так приходилось обнимать его и прижимать к себе, словно в порыве желания, и она ничего не могла поделать, ничего; тут ничего нельзя поделать, твердила она себе, потому что боялась умереть, а еще боялась пустоты в низу живота, которая затягивала ее всю, заставляла дышать чаще, все чаще и чаще; Грация как будто парила в воздухе или качалась на волнах; тела не было, осталась жаркая щекотка, а потом вдруг она стала падать вниз, содрогаясь, затаив дыхание: это случалось с ней всегда, это словно прыгаешь на мягкую-мягкую постель с очень высокой лестницы.
Грация почувствовала, что и он обмяк и соскользнул на бок, тяжело дыша. Тогда она открыла глаза и увидела, что его глаза закрыты, что он больше на нее не смотрит, и задалась вопросом, о чем он думает, поскольку было очевидно, что он о чем-то думал. Потом почувствовала себя липкой, оглушенной, запачканной, и отпрянула назад, потому что уже могла двигаться; отпрянула так далеко, как только позволили скованные запястья.
Я хочу остаться в живых, твердила Грация про себя, хочу уйти отсюда, убежать, вернуться домой к Симоне. Хочу арестовать Питбуля, отвезти в комиссариат. Хочу застрелить его, убить, разорвать голыми руками. Хочу закрыть глаза и уснуть.
Так бывает, сказала себе Грация, когда смотришь на фотографии мертвецов.
Непроизвольно опускаешь взгляд на причинные места.
Кому пицца по-деревенски?
Витторио поднял руку, стараясь не уронить барсетку, зажатую под мышкой. Показал чек парню за стойкой, тот оторвал часть, заглянул на оборотную сторону и вернул остальное Витторио.
Вам кофе сразу сварить? Или попозже?
Попозже.
Витторио взял побольше бумажных салфеток, потому что пицца по-деревенски была ужасно горячая, и устроился у круглого столика, который грибом выпирал у самой стойки. Пальцами взял кусок расплавленной моццареллы и взглянул на фургон, припаркованный прямо перед дверью. Вспомнил о барсетке, которую так и сжимал под мышкой, и поставил ее на столик, отодвинув остатки бутербродов и салфетки, красные от томатного сока.
Огляделся в поисках человека, которого отметил, пока ждал на площадке, за рулем фургона. Витторио долго следил за приезжающими машинами. Ему не нужны были ни семьи, ни парочки, ни одинокие дамы. Он искал мужчину, который ехал бы один. Но не какого попало. Высокий парень в черной футболке, «Natural born killer», татуировка на правом предплечье (нет). Пухленький коротышка (нет). Юноша лет двадцати пяти, очки в легкой оправе, прыщи на лбу (возможно). В машине осталась собака (нет). Мужчина лет сорока, усы, длинные волосы, белая футболка, «Oktober fest», штаны из маскировочной ткани, тяжелые ботинки (да). Через руку переброшен пиджак, оранжевый, с вышивкой белым и желтым, на спине видна половина надписи «Anas» (нет). Мужчина лет тридцати, желтый пуловер, синяя рубашка с отложным воротничком, под ней — белая майка; джинсы и сапоги (да). Заходит в автогриль, заказывает пиццу по-деревенски, банку кока-колы и кофе; покупает лотерейный билет (да!). Витторио вернулся в фургон, завел мотор и припарковался перед «пунто», принадлежащим тому мужчине.
Он отломил еще кусочек пиццы, которая уже остывала. Очень горячая с одного края, сильно сгоревшего, без начинки, она в середине была холодная, а с другого бока так и вовсе ледяная: резиновое тесто, резиновый сыр и помидоры. Тот мужчина ел медленнее. Он только приступил к пицце по-деревенски и даже не налил себе кока-колы, так что Витторио вынул из кошелька монету и потер лотерейный билет. Он выиграл еще один билет, но не стал его брать, а свернул свой в трубочку и засунул его между пустых тарелок.