свой первый снег
как первые молитвы,
как первое признание в Любви.
Снег радуется встрече с Человеком,
глаза ему восторженно слепя.
Я поздравляю с новым первым снегом
Вас и себя!
Голова гудит от гуда
Голова гудит от гуда
дел, несделанных покуда.
А за окном – осунувшийся день
А за окном – осунувшийся день
с усталою улыбкой марафонца.
Всё позади: дела и дребедень,
отнявшие кусок души и солнца.
Небо кануло в звездную вечность
Небо кануло в звездную вечность,
смолк финальный вечерний аккорд.
И плывёт, натыкаясь на встречность,
тишина как почётный эскорт.
Листая древние созданья
Листая древние созданья,
гляжу в Истории глаза.
И вижу: в современных зданьях
былая грезится лоза.
К глазам рассвет подкрался
К глазам рассвет подкрался незаметно,
разбуженный огнями фонарей.
И облака красавицею бледной
румяна щёк наводят поскорей.
А мне милее призрачность рассвета,
лишь ожиданье утра – не само.
Так прелесть послезавтрашнего лета
всего приятней чувствовать зимой.
Как женщины чувствительны берёзы
Как женщины
чувствительны берёзы
к улыбке солнца,
хмурости дождя,
то – ветрены,
то золотые слёзы
роняют, дня осеннего дождясь.
Берёз вечнозелёных
не бывает,
чарует – разноцветная листва.
И ветер,
листья с их ветвей сбивая,
не убивает жизнь, не убавляет,
лишь оголяет
вечность естества.
Мы выдаём себя за реалистов
Мы выдаём себя за реалистов
и ценим только то,
что можно осязать.
А как почувствовать
озноб осенних листьев,
дыханье родника пересказать.
Не всё родится чёткою причиной,
не всё умрёт, когда наступит срок.
Вот почему туманною личиной
меня объяло наважденье строк.
Когда в стихах моих находят
Когда в стихах моих находят
орехи в розовом драже -
не верь. Как пот они исходят,
чтоб чище стало на душе.
Когда двадцать тебе
Когда двадцать тебе или тридцать,
это вовсе ещё не конец.
В книге жизни бессчётны страницы,
и тебе предстоит повториться,
как в тебе повторился отец.
Дети всегда красивее родителей
Дети всегда красивее родителей,
правда, в них часто поменьше добра.
В голосе детском – то честь предводителя,
то беззаботная трель серебра.
Всё они могут. Одно только – нами стать
им не удастся уже никогда.
Любим детей мы порой до беспамятства,
ибо они – наше эхо в годах.
День лицом почернел
День лицом почернел,
наглотавшись чернил
с недописанных мною страниц.
Цокают копыта памяти
Цокают копыта памяти,
нам идти
за ними следом.
Летом
в зной
иль в зимней замяти
обнажать себя скелетом.
Свеча дрожит дыханием моим
Свеча дрожит дыханием моим,
но рвётся вверх встревоженное пламя,
и на стене неутомимый мим
все будоражит тень мою и память.
Мне мнится тот полуночный костёр,
зажжённый эхом нашего желанья.
Как руки страстно к звёздам
он простёр,
так восклицаюсь ныне
в том же плане я.
Горит свеча и грезится пожар,
стихи рождаются неотделимой тенью
и тянут кверху как воздушный шар
наперекор земному тяготенью.
Умолк последний соловей
Умолк последний соловей.
Неумолимо расставанье.
Останусь в памяти своей
я вечной песней ожиданья.
Ведь кто не ждет, тот – не живёт.
У неживущих нет начала.
Я – жив. И пусть конец придёт,
но лишь бы песнь моя звучала.
Вечер комнату драпирует
Вечер комнату драпирует
одиночеством.
Кому в отчество
имя своё дал, где вы?
Девы чужие вас за собой увели.
Вели, Время,
спилить поскорей тёмной ночи ствол
Стол для завтрака
я накрою без печали и гнева.
Слева посажу память.
Маме – место напротив по праву.
Справа – надежды ораву.
Тень одиночества
растворит наступающий день.
Отрубили у тополя руки
Отрубили у тополя руки,
чтобы звёзд не хватал он с небес,
не дарил их безрукой подруге,
белым пухом не сыпал в округе,
примеряясь к прическам невест.
Отрубили по чьей-то причуде,
злого умысла в том не храня.
Только глядь, а культя словно в чуде