— Ясно, сэр.
— Ну, вот и хорошо. У меня посетители, так что о личных делах поговорим потом. Спокойной ночи, Карл! Постарайся развеять легенду.
— Спокойной ночи, сэр.
Карл Ван Ас положил трубку, откинулся назад и закрыл глаза. Немного погодя телефон зазвонил снова. Он снял трубку, заранее зная, что это звонит телефонистка со станции.
— Слышимость была отличная. Благодарю вас, — сказал он.
— Спасибо. Доброй ночи, сэр, — сказала она и разъединила линию, которая нарушила нормальную телефонную связь по всей стране.
Глава третья
Допив вино, Карл Ван Ас снова потянулся — к телефону. Память тотчас же подсказала ему номер, который он те набирал вот уже два года и, казалось, окончательно забыл. Он крутил диск быстро, без той неуверенности, которая обычно сопутствует припоминанию. Один за другим послышались шесть длинных гудков — и он почувствовал, как у него напряглись нервы. Что, если ее нет? Что, если она куда-нибудь уехала? Два года не шутка. Он сделал глубокий вдох… Еще через четыре гудка раздался щелчок. Ван Ас закрыл глаза в ожидании.
Ее голос совсем не изменился, и Ван Асу казалось, будто ее прохладные пальцы гладят ему лоб.
— Хелло, Милдред, — оказал он.
В ее молчании Ван Ас угадал растерянность.
— Хелло, Карл, — наконец произнесла она. — Что тебе нужно?
— Как поживаешь, Милдред?
— Не все ли тебе равно?
— Я заслужил этот упрек. Но мне далеко не все равно.
— Тебе наскучило одиночество?
Теперь ее холодный голос вонзался в него, как нож, причиняя дикую боль. Он встал, чтобы легче было переносить это нестерпимое мучение.
— Да, и поэтому тоже, — спокойно проговорил он. — Но ты права, я в самом деле страдаю от одиночества. Хотя и не скучаю. Разреши мне заехать к тебе.
— Вот так, просто?
— Да.
Все время, пока продолжалось ее молчание, он слегка покачивался, мысленно готовя себя к любой неожиданности.
— Я думала, ты оставишь меня в покое.
— И я тоже так думал. Но я не могу.
— Не можешь? Такой человек, как ты?
— Хорошо, пусть будет «не хочу». И все-таки самое верное «не могу». Даже такой человек, как я, может далеко не все… Милдред?
— Да.
— Ну, пожалуйста…
— Чего ты добиваешься, Карл?
— А сама ты чего добиваешься?
— Мне не надо ничего, кроме душевного спокойствия и работы.
— И все это у тебя было в течение двух лет?
— Я вижу, ты хорошо научился вести допросы, Карл.
— Если ты хотела сделать мне больно, ты достигла своей цели, — обронил он спокойно, как бы невзначай, но женщина хорошо знала его и знала, чего стоят ему эти слова.
Когда она заговорила снова, в ее голосе уже не было прежней резкости.
— Это не приведет ни к чему хорошему, Карл.
— Так ты обрела душевное спокойствие?
— Нет.
— И я тоже — нет… Ну, пожалуйста…
— Зачем? Ты же знаешь, что нас могут притянуть к суду. Подумай о своей карьере.
— Пожалуйста, Милдред.
Наступила долгая пауза, затем женщина промолвила голосом несчастного заблудившегося ребенка:
— Хорошо, Карл… Но…
— Я готов взять всю ответственность на себя, — предупредил он ее возражение. И только тогда в его голосе прорвалась долго сдерживаемая нежность: — Жди меня через десять минут.
Небольшой дом, где жила Милдред, стоял на самом краю цветного квартала.
Улица, проходящая мимо дома, служит своего рода демаркационной линией между белыми и цветными. По неписаному закону тут селятся самые респектабельные цветные — те, кто ближе всего к белым своей внешностью, манерами, образованием, богатством. Ведут они себя, как люди, подвергающиеся постоянному испытанию, хотя и не признаются в этом даже самим себе. Их дети никогда не играют на улице; сами они стараются не шуметь; и если у них бывают вечеринки или ссоры и драки, все это происходит тихо, за плотно закрытыми дверьми. По другую сторону демаркационной линии живут самые бедные белые рабочие; как только представляется возможность, они тотчас же переезжают на другое место. По субботам и воскресеньям белые обычно буянят; устраивают драки и поливают друг друга отборными ругательствами; по там, где живут цветные, стоит неизменная тишина.