И опять же великодушная судьба загодя предоставила дерзкому авантюристу очередной козырь, в виде давнего знакомства с одним из мистиков и эзотериков «старой гвардии» - Федором Валериевичем Малкиным. Пытливый читатель не преминет вспомнить, что фамилия Малкин где-то ему уже решительно встречалась, причем в обстоятельствах комического свойства. Автор уверен, что есть читатели такие любопытные, которые пожелают даже узнать в каких именно. Пожалуй, почему же не удовлетворить! Персонаж, носящий сию фамилию, хотя и эпизодичен, настолько даже, что история не оставила нам ни имени его, ни отчества, однако, соседствует с некими другими фамилиями, одна из которых в свое время имела даже существенное влияние на сексуальное просвещение пролетариата молодой советской республики. Не будем долго томить читателя и еще раз вспомним великое творение Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» - на четырех стульях в театре Колумба сиживала веселая компания осветителей этого самого театра – Малкин, Палкин, Чалкин и Залкинд. Может оказаться небезынтересным как раз то, что мы не знаем происхождения в романе про великого комбинатора первых трех фамилий, но, о четвертой же мы можем составить вполне достоверную догадку, так как она является в некотором роде исторической. Раскрывши Википедию, мы тотчас можем прочесть, что Арон Борисович Залкинд в 20х годах прошлого века был одним из ведущих психиатров Советской России, пытавшихся, между прочим, подружить фрейдизм и марксизм (сия аллюзия нам еще неоднократно встретится далее). Особо же отличился Залкинд, соорудив так называемые «Двенадцать половых заповедей пролетариата». Соседство Малкина со столь остроумным персонажем, да еще и на страницах весьма близкого нам по духу произведения, побуждает автора к различным многообещающим ассоциациям, которые не замедлят тем или иным образом проявиться по ходу нашего повествования.
Вернемся же к Федору Валериевичу Малкину, который щедро поделился с молодым (точнее было бы сказать – молодящимся) искателем приключений паролями и явками своих товарищей и коллег, представляющих бомонд эзотерической элиты России конца 20 века. И вот уже наш Лебедько собирается познакомиться с десятком этих славных людей из старой гвардии, имея в виду две цели: поднабраться знаний в области серьезного (не бульварного, начавшего уже заполнять умы тысяч, а то и миллионов людей) мистицизма и эзотеризма, чтобы сойти, если уж не за просветленного, так, по крайней мере, за глубокого мистика и настоящего духовного искателя, стать, в известной перспективе причастным к могучим фигурам, пребывавшим на слуху у интеллектуальной элиты еще с семидесятых годов двадцатого века, как сообщество мистиков Югорского переулка, а также войти в дом Муромцева и добиться благосклонности его внучки. Иными словами, наш предприимчивый герой решил приобрести в кратчайшие сроки некий душевный капиталец.
Собственно, далее мы собираемся последовать за Владиславом Евгеньевичем, с одной стороны, так как это просто поучительно, а с другой стороны, чтобы лишний раз убедиться, что архетипические сюжеты в какой-то степени повторяются. И если уж ты начал как авантюрист, то и закончишь всенепременнейше так же… Впрочем! Чем не шутит с русским человеком ее величество Судьба (а, может быть, и Случай)! Возможно, мы, в ходе повествования, откроем для себя совсем иные смыслы для слова «авантюрист»? Кто знает? Но обо всем этом читатель узнает постепенно и в свое время, если только будет иметь терпение прочесть предлагаемую повесть, довольно длинную, имеющую после раздвинуться шире и просторнее по мере приближения к концу, венчающему дело.
Глава 2
Итак, вернемся к нашему герою, которого мы оставили в гостиничном номере города N. С легкой душою мы можем признаться в том, что нам нет особой надобности для конспирации, и в дальнейшем мы будем называть этот славный и древний русский город тем именем, коим он и обозначен на карте — Ярославль. Да, именно в Ярославле на следующий день Владиславу Евгеньевичу была уготована встреча с Борисом Петровичем Берковым, который, в силу необузданной пышности своего характера, считался душою российского эзотерического андеграунда в семидесятых-восьмидесятых годах прошлого века. По описаниям Малкина, Берков был неугомонным острословом, имевшим в любую минуту что сказать практически по любому поводу. Людей такого рода в России не мало, как правило, это добродушного вида толстяк, неугомонный болтун и, естественно, любитель приврать и прихвастнуть, рассыпающийся направо и налево дюжиной эпиграмм, тостов и рассказов о всякой всячине. Одним своим присутствием он вызовет в собеседнике глубочайшее расположение, и, прежде всего, за счет своей широты — и тут уж черт ногу сломит, пытаясь разобрать — воздействие ли это широты душевной, широты мысли, простирающейся во все возможные концы человеческого познания, или же широты своих физических форм, впрочем, возможно, что и всего вместе взятого. Именно такой образ явился Владиславу Евгеньевичу в ходе описаний Беркова Малкиным. Сам Малкин с Борисом Петровичем не был коротко знаком, а так — виделся два-три раза в разных компаниях, хотя, в кругах, о которых мы ведем речь, даже двух-трех коротких встреч было довольно, дабы дать рекомендацию для личной беседы, на которую Берков после короткого звонка Лебедько охотно согласился.
После бурной московской молодости, проведенной в компании, бывшей на короткой ноге со знаменитым кружком Югорского переулка, Берков перебрался в начале нового века в Ярославль, где занял должность профессора психологии Ярославского Педагогического Университета. Будучи человеком уже, что называется, в летах, вел Борис Петрович жизнь достаточно уединенную, большую часть времени проводя на даче, на волжском берегу, имея в соседях крупных ярославских бизнесменов и чиновников. Лекции читал он всего два раза в неделю, и надобно сказать, что благодаря своему красноречию, остроумию и особливо той едва уловимой иронии и самоиронии, каковая придавала его речам неповторимый шарм и обаяние, его лекционная аудитория всегда была переполнена. Тут были далеко не одни только студенты, но и разного рода ярославские интеллектуалы, да и просто досужий люд, из тех, что ни черта, признаться, в психологии не понимают, да вот, однако же, желают слыть среди своих приятелей людьми просвещенными. Многие знали, что Берков был не просто психологом и красноречивым оратором, но и то, что прошлое его связано с какой-то загадочной, мистической жизнью, но лишь узкому кругу посвященных было известно, что Борис Петрович Берков являлся Мастером школы тибетского буддизма Дзогчен...
И вот этим-то обстоятельством и был обязан Берков визитом к нему нашего героя. Лебедько жаждал не просто пообщаться с сим великим человеком, но имел тайную надежду всеми правдами или неправдами добиться того, чтобы Борис Петрович дал ему посвящение в тибетский буддизм и даже оснастил соответствующим документом. Любой здравомыслящий читатель, хоть сколько-нибудь сведущий в эзотеризме, без сомнения сочтет подобные надежды нелепыми, ибо прекрасно известно, что для получения посвящения от Мастера необходимы годы упорнейшей практики. Лебедько также прекрасно отдавал себе отчет в том, что его притязания не имеют под собой решительно никакой почвы, но! был припасен у нашего ловкача некий козырь, коим он намеревался бить все возможные возражения старика, да и не только его одного. Однако читатель узнает об этом козыре в свое время, мы только лишь можем заверить его (читателя), что посвящение от Беркова нужно было Владиславу Евгеньевичу буквально как воздух, ибо, можно сказать, всю свою будущность наш авантюрист поставил на эту затею. И вот тут-то нам необходимо спешно открыть — отчего Владислав Евгеньевич, несмотря на то, что достиг, как говорится, почтенных лет, сподобился решиться на такое мальчишеское и дерзкое предприятие.
А дело началось, собственно, весной 2012 года небольшим эпизодом, который, однако, столь врезался в самую душу нашего героя, что тот, как говорится, не мог уже ни есть, ни спать и все силы свои употребил на осуществление возникшего вследствие этого эпизода замысла. Пятнадцатого апреля Лебедько должен был прочитать доклад на крупной международной конференции в Москве. Это был шанс, чуть ли не впервые за двадцать лет, предъявить свое детище — Магический Театр с самой высокой трибуны крупнейшим зарубежным специалистам. Речь была тщательным образом заготовлена, да вот только по дороге в Москву произошла весьма досадная промашка. Прибывши на вокзал и подойдя уже было к поезду, отправляющемуся через десять минут, Лебедько полез в карман пиджака за билетом, да так и похолодел от ужаса — билет был забыт дома. Однако оставалась еще надежда взять билет на какой-либо из следующих поездов. Припустил во весь дух к кассам — ан нет — ни одного билета ни плацкартного, ни купейного, ни даже сидячего в кассах не оказалось. А, между прочим, доклад-то уже на следующее утро. Пригорюнился мой Лебедько не на шутку — когда-то еще представится подобный шанс, да и у организаторов конференции попадешь на черную метку — доклад-то был заявлен как основной в этот день, и так вот запросто прогулять его посчиталось бы верхом легкомыслия. Стоит незадачливый путешественник у окошка кассы, да плаксивым голосом клянчит: «Девушка, ну, посмотрите еще, пожалуйста, может быть, хоть что-нибудь найдется. Мне ведь до зарезу надо быть завтра в Москве», — на что кассирша ему, представьте себе, заявляет, позевывая: «Ну, так ежели позарез ехать надо, то ступайте к кассе для ВИП-персон, может там вам что-либо и предоставят». Стремглав помчался он к специальному окошку, где ни одного человека в очереди не видно, ибо для ВИП-персон оно предназначено, а таковые не каждый час, представьте себе, по вокзалу шляются, а предпочитают, чтобы билеты им нарочный доставил. Спросил Лебедько насчет того, чтобы в Москву попасть хоть классом люкс, ан нет, - нет даже этого класса, зато есть билет на «Гранд-экспресс» по цене, от которой даже дух захватывает – как бы вы думали, по какой? Не по пять с половиной тысяч, как двухместный люкс, а, держитесь-ка – по двадцать семь тысяч рубликов за одноместное купе в четверть вагона размахом, с туалетом и душем, а также массой дополнительных услуг, как то: горячий завтрак от шеф-повара, неограниченный набор напитков, носильщик, ожидающий вас прямо у вагона, и многое другое…