Я опять вернулся к Салли. Эта фотография окончательно испортила мне настроение. Жена городского советника! Каково! Салли, конечно, тут же пожелала узнать, что я там увидел, и мне пришлось на ходу сочинять какую-то чепуху, чтобы как-то выкрутиться.
В хмуром молчании мы посидели еще некоторое время на скамейке.
Мимо проплыла платформа с надписью:
Самый легкий путь к культуре.
Современное образование в условиях комфорта.
Мы проследили глазами, как она прошла сквозь решетки парка и влилась в поток машин на мостовой.
— Не пора ли нам идти, — предложил я.
— Что ж, пошли, — уныло ответила Салли.
Всю дорогу к ее дому я мысленно ругал себя за то, что не заметил даты на газете.
— Среди твоих знакомых, — спросил я как бы между прочим, — нет, случайно, какого-нибудь советника?
Она взглянула на меня с удивлением.
— Советника? Как будто есть: м-р Фалмер, — сказала она неуверенно.
— Он, кажется, еще довольно молод? — продолжал я с безразличным видом.
— Что ты, он очень старый. Вообще-то я знаю не столько его, сколько его жену.
— А-а, — протянул я. — А кого-нибудь помоложе ты не знаешь?
— Нет, никого. А что?
Я пробормотал что-то о том, как в ситуациях подобного рода нужны молодые люди с воображением.
— Молодые люди с воображением не обязательно должны быть советниками, — заметила она, посмотрев на меня.
Может быть, как я уже говорил, Салли и не очень разбирается в логике, но она знает, как можно ободрить человека. Я бы ободрился еще больше, если бы мое воображение действительно подсказало мне какой-нибудь выход из положения.
На следующий день кривая общественного возмущения вновь подскочила вверх. Причиной были события, произошедшие накануне во время вечерней службы в церкви Всех Святых. В тот момент, когда викарий, поднявшись на амвон уже открыл рот, чтобы начать свою короткую проповедь, через северную стену церкви вплыла платформа с надписью:
А что если один из этих мальчиков — ваш пра-прадедушка?
Вы получите ответ на этот вопрос за 1 фунт стерлингов
— и остановилась прямо против аналоя.
Несколько мгновений викарий молча смотрел на нее, потом изо всей силы трахнул кулаком по пюпитру.
— Это невыносимо, — загремел он. — Мы не начнем, пока этот предмет не удалится прочь отсюда.
Он замолчал, продолжая грозно глядеть на платформу. Его паства последовала его примеру.
Туристы же на платформе с видимым нетерпением ожидали начала представления. Видя, что начало затягивается, они извлекли напитки и фрукты, чтобы как-то убить время. Викарий продолжал молчать, сверля их все тем же грозным взглядом. Пассажирам платформы стало надоедать бесконечное ожидание. Молодые люди начали щекотать девиц, девицы в ответ взвизгивали. Некоторые из них стали доказывать что-то человеку, находившемуся на переднем конце платформы. Через некоторое время он кивнул головой, платформа двинулась с места и исчезла сквозь южную стену.
Это было первое очко в нашу пользу. Викарий вытер пот со лба, откашлялся и экспромтом произнес лучшую проповедь в своей жизни на тему «Города в долине».
Однако, сколь ни влиятельны были фигуры, чье возмущение становилось все громче и громче, дело с места не сдвигалось. Возникало, правда, немало различных планов. Один из них принадлежал Джимми и заключался в использовании либо ультравысоких, либо инфранизких частот, которые якобы должны будут нарушить передачу изображения «туристов». Возможно, в конце концов и удалось бы разработать и осуществить такого рода операцию, но нам требовалась немедленная помощь. Чертовски трудно найти какое-нибудь средство борьбы с тем, что фактически является всего лишь стереопортретом, когда не имеешь никакого способа нарушить систему его передачи. Механизм всего происходящего находится не там, где мы сталкиваемся с результатом его работы, а в каких-то неведомых сферах. Попробуй-ка туда добраться! То, что мы видим, в действительности не может ни чувствовать, ни есть, ни дышать, ни спать… И когда я стал соображать, а что же оно может делать, меня вдруг осенило. Это было так просто, что я чуть не вскрикнул. Схватив шляпу, я бросился в мэрию.