— О, вы сделали много… много… Может быть, вы забыли, но я не забыл, — ответил Замятин. — Припомните — это было давно, 23 года тому назад… Я был тогда бесприютным сиротою… только что лишился отца… остался без средств, даже без куска хлеба… Мне пришлось просить милостыни, но никто не давал мне ни гроша, все только кричали: «иди работать», — работы же никто не хотел дать… В отчаянии я сел на пороге одного богатого дома, голодный, измученный… Вдруг на пороге появилось двое нарядно одетых детей… Я хотел протянуть руку, попросить милостыни, но побоялся, чтобы они не прогнали меня или не сказали тоже: «иди работать». Дети — это был мальчик лет 11 и девочка лет 10 — оказались лучше других людей: увидав меня, они тотчас же расспросили, кто я, откуда, чего мне надо, вынесли мне кусок хлеба и сказали много ласковых слов… Мальчик, не довольствуясь этим, побежал к отцу и попросил его помочь бедняку…
— Да, да, помню… — прервал его старик. — Это был мой сын… По его просьбе, я оставил у себя бедного сироту и потом определил его в приют… Что с ним сделалось затем — не знаю… Но неужели этот нищий мальчик — это вы, доктор?
— Да… В приюте обратили внимание на мои способности, определили меня в гимназию, а затем в академию, доставили стипендию — и я сделался доктором… По выходе из приюта, я направился к тому дому, где жил этот добрый человек, который мне помог и сжалился над моею судьбою… Мне рассказывали, что дети его умерли, сам он разорился и уехал неизвестно куда… Я запомнил только фамилию его — Ульяшев — и в сердце моем запечатлелись черты моего благодетеля… И вот все, что я теперь делаю для вас, это только уплата долга «за кусок хлеба и ласковое слово»…
Старик Ульяшев скоро выздоровел. Замятин, однако, не хотел расстаться с своим «благодетелем»; старик до сих пор живет в доме доктора. Он нянчит его детей, которые не называют его иначе как «дедушкой».
ПЕРВАЯ ЛОЖЬ
В кабинете Андрея Павловича Бурова, перед диваном, стоял небольшой столик из красного дерева. Вечером, возвращаясь со службы, Андрей Павлович имел обыкновение садиться у этого стола. С газетою или книгою в руках, он проводил здесь время, иногда до поздней ночи.
Столик был покрыт старою, вязаною, белою салфеткою. При роскошном убранстве всего кабинета, салфетка эта, совсем простая, да притом сильно уже попорченная и во многих местах испещренная пятнами, бросалась поневоле в глаза и неоднократно вызывала недоумение со стороны знакомых и сослуживцев Андрея Павловича, которые навещали его довольно часто. Раз как-то зашел разговор о том, почему Андрей Павлович не купит другой, более изящной салфетки на стол.
— Нет, ни за что, — ответил решительным тоном Буров, — эта салфетка сделана руками моей матери, и я получил ее в подарок, будучи еще юношей; она составляет для меня дорогое воспоминание; я не соглашусь так легко заменить ее новою.
— Значит, вы никогда не намерены с ней расстаться? — спросил, смеясь, один из присутствующих.
— Отчего же? — ответил Андрей Павлович, — но я расстанусь с ней только тогда, когда моя дочь подрастет и научится рукоделиям настолько, чтобы собственноручно связать мне новую такую же салфетку.
Слова эти услыхала совершенно случайно единственная дочь Андрея Павловича — Нюта. Глубоко запечатлелись они в ее памяти. С этого дня она с нетерпением стала мечтать о том времени, когда будет в состоянии исполнить желание отца. Наконец, это время приблизилось. Нюту стали в пансионе обучать рукоделиям. Она училась чрезвычайно прилежно и в скором времени сделала такие громадные успехи, что учительница нашла возможным предложить ей начать какую-нибудь более крупную, самостоятельную работу.
— Вам предоставляется самой выбрать, что пожелаете связать: салфетку ли, прошивку для одеяла или подушки, мешок или что-нибудь подобное, — говорила учительница. — Предупреждаю вас, однако, Нюта, что работа должна быть сделана всецело вашими руками. Я ограничусь лишь указаниями, если вы где-нибудь ошибетесь, и советами относительно выбора узора.
Конечно, Нюта решила связать салфетку для отца. Она тотчас же заявила о своем желании учительнице, которая вполне одобрила ее выбор.
Не откладывая дела в дальний ящик, Нюта в тот же день принялась за работу. Приближался день ангела Андрея Павловича. Нюте непременно хотелось в этот день поднести отцу первый ее собственноручный подарок.
Она работала очень усердно, и не только в пансионе, в часы уроков рукоделия, но и дома — по вечерам, когда Андрей Павлович сидел в своем кабинете, погруженный в чтение.
Про затею Нюты знала одна только мать, но она ничуть не помогала дочке в работе, тем более, что и ей самой хотелось поднести отцу такой подарок, который всецело был бы сделан ее собственными руками.
Благодаря усердию Нюты, работа быстро подвигалась вперед. Она уже мечтала о том, как утром, в день ангела отца, она тайком проберется в кабинет, снимет со столика старую салфетку и положит новую, ее работы, и как удивится отец, увидев столь неожиданный для него подарок.
Накануне дня ангела салфетка была уже почти совсем готова. Осталось лишь окончить бордюр и выгладить все вязанье.
Как-раз в ту минуту, когда Нюта принялась за работу, кто-то позвонил, и горничная передала ей маленькое письмецо. Нюта сейчас же узнала руку Мани Калининой, одной из лучших своих подруг. «Пожалуйста приходи к нам сегодня — непременно приходи! — писала она. — Мы ждем. У меня в гостях: Таня Боброва, Настя Павлова и Зина Лавровская. Придут и другие. Будет очень весело. Пожалуйста, приходи».
Веселое общество, собравшееся у Мани, сильно манило Нюту к себе, но в то же время ей не хотелось бросать салфетку, которую надо было непременно окончить в тот же день. Как тут быть? Нюта знала, что у Мани будет очень весело и наверное так скоро снова не явится случай провести вечер с подругами. Но салфетка, салфетка!.. Неужели ее оставить? Нет, нет, надо непременно кончить! Несколько минут боролась Нюта сама с собою. В конце же концов она решила попросить маму окончить салфетку, самой же пойти к Мане.
— Мама, дорогая мама, — обратилась она к матери, — добренькая моя, выручи меня!
— В чем же дело? — спросила мать.
— Маня Калинина приглашает меня на вечер, а между тем у меня салфетка…
— Не готова, — досказала мать, — и ты поэтому просишь меня написать Калининой, что сегодня придти к ней не можешь. Да?
Нюта вся вспыхнула и опустила голову.
— Разве я не угадала? спросила мать.
— Нет мама, — тихонько ответила Нюта, — у Мани все будут, и Павлова, и Борова… Мне бы очень, очень хотелось провести с ними вечер…
— Так что же! Ты знаешь, что я всегда охотно позволяю тебе ходить к Мане. Иди!..
— Мамочка, а салфетка? Ведь сегодня последний день.