Верный Ремолино доставил ему охранное письмо, подписанное «великим капитаном». От имени их католических величеств генерал Гонсало клятвенно обещал герцогу Валентино свободу и безопасность. Тем самым раздумьям и колебаниям Чезаре был положен конец. Сопровождаемый двумя слугами, он выехал на юг.
В испанском лагере его ждал почетный прием со стороны Гонсало и… целая толпа римских беглецов, включая Жофре и кардинала Лодовико Борджа. Все они бурно приветствовали Чезаре как признанного главу и вождя испано-итальянской партии.
Захватив стратегическую инициативу под Гарильяно, испанский военачальник собирался развить успех, двигаясь на север, к Болонье и Милану, чтобы окончательно вытеснить французов с Апеннинского полуострова. Но этот план мог быть осуществлен лишь при поддержке независимых городов центральной Италии. Пока что испанский флот обеспечивал армию всем необходимым, но ее удаление от побережья в глубь страны исключало снабжение с моря. Таким образом, судьба кампании определялась в конечном счете позицией нейтральных государств, их желанием — или нежеланием прокормить испанцев на долгом пути от Неаполя до Милана.
В свое время Гонсало сделал ставку на молодого герцога Пьеро де Медичи. Пьеро, старший сын Лоренцо Великолепного, не унаследовал талантов отца, чье слово было законом во Флоренции и во всей Тоскане, хотя подкреплялось не силой оружия, а только личным авторитетом правителя. Недалекий и деспотичный, Пьеро ухитрился рассориться со своими подданными уже через год после отцовской смерти. Флорентийцы восстали, и братья Медичи были изгнаны из города, который считали своим родовым владением.
Пьеро горел желанием вернуть утраченную власть и наказать неблагодарную Флоренцию. Перейдя к испанцам, он обещал «великому капитану» груды золота и все припасы тосканской земли, если тот окажет ему военную помощь.
Но в битве при Гарильяно злосчастный Пьеро погиб, так и не увидев покоренной Флоренции. Теперь огорченный Гонсало подумывал о том, чтобы взять в союзники Бартоломео д'Адьвиано — и в это время к нему прибыл Чезаре Борджа. Неудивительно, что уже через несколько дней дон Гонсало сам предложил герцогу возглавить экспедиционный корпус для похода на Милан. Ум и храбрость, военный опыт, популярность и громкая слава — все делало его самой подходящей кандидатурой на эту должность.
Но если испанский главнокомандующий был доволен, то как описать ликование Валентино! Неделю назад узник, преданный и низвергнутый, потерявший богатство и власть, ныне он снова встал во главе армии. Помимо испанской пехоты, ему предстояло повести в бой итальянцев, поскольку Гонсало уполномочил его набрать собственные отряды. Герцог спешно отправил в Рим Бальдассаре да Шипионе с поручением закупить как можно больше оружия и при возможности начать вербовку солдат.
Папа неистовствовал. Он метал громы и молнии по адресу кардинала Карвахала, и только успехи испанской армии спасли его преосвященство от немедленного заточения в крепость. Комиссия, созданная святым отцом для расследования преступлений Борджа, день и ночь вела допросы тех приближенных Александра VI и герцога Валентино, которые не успели покинуть Рим. Но улов следователей был невелик — Мигель да Корелла, от которого ждали самых сокрушительных разоблачений, отказался давать показания против своего господина, и никакими угрозами от него не удалось добиться ни слова. Более сговорчивым оказался некий Асквино де Коллоредо, заявивший, будто он, действуя по прямому приказанию обоих Борджа, отравил кардинала Микьеля. Папа велел обнародовать это признание, но, поведай Коллоредо даже о целой дюжине отравлений, это не удовлетворило бы святейшего отца. Мысль о том, что враг на свободе, нашел могучих покровителей и уже собирает войска, не переставала терзать душу первосвященника. Сам Юлий, не колеблясь, преступил клятву, данную им герцогу, и потому не сомневался, что Чезаре нарушит свое обещание не воевать против папы.
Начались холодные дожди, и армии обоих интервентов — французов и испанцев — встали на зимние квартиры, чтобы возобновить дележ Италии с приходом весны. Чезаре оставался в Неаполе. Он готовил и вооружал отряды новобранцев, назначал командиров, знакомился с испанскими капитанами, с которыми ему предстояло выступить на Тоскану. Генерал де Кордоба по-прежнему оказывал герцогу все знаки уважения и внимания, и между двумя полководцами, видевшимися в эти месяцы почти ежедневно, ни разу не возникали какие-либо трения. Но над головой Чезаре уже собиралась невиданная гроза.
Гром грянул двадцать шестого мая — в тот вечер Чезаре ужинал у дона Гонсало. Герцог был весел и оживлен, но хозяин выглядел удрученным и задумчивым. Он не смеялся, как обычно, шуткам гостя и даже не пытался поддерживать разговор. Впрочем, если Чезаре и заметил подавленное настроение испанца, он не пожелал доискиваться причин — собственные мысли и планы всегда занимали его больше, чем чужие горести.
Мог ли он знать, что Гонсало де Кордобу заботила именно участь герцога Валентино! После ужина, простившись, Чезаре покинул покои главнокомандующего, но не успел вдеть ногу в стремя. Рослый испанский офицер преградил путь герцогу и именем короля потребовал его шпагу. Он был объявлен пленником их католических величеств — Фердинанда и Изабеллы.
Юлий II перехитрил Валентино. В Мадрид долетело письмо, в котором папа гневно укорял Испанию за поддержку, оказываемую мятежному Борджа, и выражал надежду, что король и королева не захотят лишиться благоволения святого отца. В том же письме содержались и прозрачные намеки на измену Гонсало де Кордобы. По уверениям папы, «великий капитан» вел в Италии двойную игру, небескорыстно пренебрегая интересами испанской короны. И возможно ли лучшее тому доказательство, чем его союз с давним ставленником Франции — неистовым герцогом Валентино? Это был блестящий ход, и расчет папы полностью оправдался. Дон Гонсало получил тайный приказ — арестовать герцога и под надежной охраной отправить в Испанию. Нарушив собственное публично данное и скрепленное подписью слово, генерал выполнил приказ короля. Он не посмел ослушаться, хотя знал, что навсегда покрывает свое имя позором.
Упреки, которыми осыпал испанского военачальника пленный Чезаре, были столь же горькими, сколь и бесполезными. Двадцатого августа 1504 года, окруженный многочисленной стражей, герцог Валентино поднялся на борт корабля.
Ему исполнилось двадцать девять лет — по сегодняшним меркам в этом возрасте люди лишь начинают обретать самостоятельность. Но за плечами Чезаре уже было столько свершений, что их хватило бы не на одну славную жизнь. И вот теперь, стиснув зубы, он стоял на высокой корме галеона, в последний раз глядя на тающий вдали гористый берег Италии. В двух шагах, храня молчание, ждали испанские офицеры…
Приближенные Чезаре, его соратники, оставшиеся в Риме, Неаполе или Романье, уже не могли помочь своему вождю. Впоследствии наибольшую известность из них приобрел Бальдассаре да Шипионе, совершивший беспрецедентный в мировой истории шаг: он вызвал на поединок целую страну. Взбешенный вероломным предательством, стоившим его господину свободы, Бальдассаре объявил, что вызывает на поединок любого испанца, который «посмеет утверждать, будто Фердинанд и Изабелла не обесчестили свои короны, захватив герцога Валентино вопреки охранному письму». Конечно, такой поступок может быть назван ребячеством, но все же интересно отметить, что никто — ни в Испании, ни в Италии — не захотел принять вызов итальянского рыцаря.
Старый Диониджи ди Нальди перешел на службу к венецианцам. Как мы помним, Республика была одним из главных противников Валентино. Однако, сменив хозяев, ди Нальди по-прежнему сражался под девизами Борджа и носил цвета его гвардейцев; того же он требовал и от всех своих подчиненных.
Дон Мигель да Корелла получил свободу — папа велел отпустить его, так и не добившись никаких показаний против Чезаре или Александра VI. Впоследствии он и Таддео делла Вольпе приняли предложение флорентийской Синьории, возглавив отряды наемников.