59
Зал разразился овациями. В гримерную аплодисменты доносились шумом дождя или шквального ветра. Джесси не уставала удивляться этому: производимый людьми шум казался естественным, словно капризы погоды.
– Похоже, им понравилось, – сообщила она представителю «Нью-Йорк Таймс».
– Хмм! – ответил представитель.
Она сидела в гримерной Генри с тем самым Кеннетом Прагером. Критик крепко сжимал в руках блокнот и отказывался вступать в разговор. Джесси видела его по телевизору, встречалась на людях – на прошлой неделе в школе № 41, – но ни разу не оставалась с ним наедине. Прагер оказался выше ростом, чем ей запомнилось, крупнее, но вместе с тем бледнее и суше. С виду – бухгалтер, а не театральный критик. Впрочем, у Джесси был приятель-бухгалтер, отличавшийся умом и чувством юмора.
– Вы всегда носите костюм? – спросила она.
– Разумеется, нет. Не успел переодеться.
Прагер ежился от самых невинных вопросов. Подкалывать его – одно удовольствие.
– Значит, костюм не обязателен? Вы могли бы надеть и гавайскую рубашку?
– Прошу прощения, мисс…
– Дойл. Можете называть меня Джесси.
– Мисс Дойл. – Фамилия не насторожила его. – Вы вовсе не обязаны меня развлекать. Я могу посидеть один и подождать мистера Льюса.
– Мне это нетрудно. Тем более мне предстоит вас знакомить.
Трудно поверить, что этот долговязый и тощий тупица в сером костюме одним росчерком пера создавал и уничтожал репутации. Бродвейский Стервятник! И внешне смахивает на стервятника.
О приближении актеров возвестил нарастающий шум, словно со сцены отхлынул поток воды. Прагер осторожно поднялся.
Генри распахнул дверь и остановился.
– Кеннет Прагер! «Нью-Йорк Таймс»! – Он радушно протянул руку. В глазах критика вспыхнул огонек любви – не гомосексуального влечения, а искренней любви к театру. Такая же искра, подумала Джесси, сияла в глазах отца, когда речь заходила о лучшем игроке в бейсбол или герое-полицейском.
– Значит, так, – в суховатой манере Хакенсакера ответил Генри, пожимая гостю руку. При этом он растерянно моргал. После спектакля он часто выглядел, как наркоман. – Джесси! Который час?
– Без двадцати одиннадцать. – Занавес опустился на несколько минут позже обычного.
Он махнул рукой, выпроваживая ассистентку.
– Вы тоже пока удалитесь, – попросил он Прагера. – Не стоит делать наше интервью слишком интимным, верно? Это же семейная газета, и все такое. Я вас не задержу.
Прагер, слегка обиженный, вышел в коридор.
– Очень жаль, – извинилась Джесси, – нам еще надо попасть на другое представление. Мне следовало вас предупредить: после спектакля он весь на нервах. Целый день отработал. Телестудия, радио и все прочее.
– У меня тоже был нелегкий день. – Прагер все еще прикидывался, будто ничего не произошло. – Хочется поскорее попасть домой.
Мимо прошла принцесса Сентимиллия, оглянулась на Прагера. Тот отвернулся, словно боясь быть узнанным.
Дверь распахнулась и появился Генри, уже переодетый – простая рубашка, джинсы, нарядный льняной жакет. Душ он принять не успел, зато полил себя одеколоном.
– Идем, – пригласил он. – Вы из «Таймс»? Извините, мы торопимся. Нужно заглянуть на спектакль к друзьям. Можете взять интервью по дороге? Крюк небольшой.
Через боковую дверь они вышли в переулок. Навстречу ринулась целая толпа поклонников.
– Нет! – крикнул Генри. – Только не сегодня. Приходите завтра. Завтра я дам вам все, чего захотите.
Как ни странно, поклонники отступили.
– Опаздываю, опаздываю! – выкрикивал Генри, удирая. Белый Кролик, да и только, подивилась Джесси.
Автомобиль дожидался у обочины. Саша уже открыл дверь в надежное убежище. Все устроились сзади: Джесси слева, Генри посередине, а Прагер справа. На переднем сиденье Джесси заметила «Гамлета» в бумажном переплете – Саша съездил и купил, пока шел спектакль.
– Западная Сто Четвертая, – скомандовал Генри. – Побыстрее, дружок. Который час?
– Без четверти одиннадцать, – ответила Джесси. – Все равно без вас не начнут.
– Ты так думаешь?
Прагер возился с диктофоном размером с пачку сигарет. Направил микрофон на Генри.
– Мистер Льюс! Приступим?
– О нет! Зовите меня Генри. Очень вас прошу. С каждым днем я становлюсь все больше похож на американца. Хватит с меня английских формальностей.
– Этот человек – не американец, – съязвила Джесси, – он из «Таймс», они там родных детей величают мистерами и мисс.
– Генри, – твердо, с нажимом выговорил Прагер. – Вы – один из лучших актеров нашего времени. Вы играли все роли, от Шекспира до Беккета. Теперь пробуете свои силы в мюзикле. Говорят также, что вам предстоит играть в кино коварного злодея…