Калеб заметил сестру. Заметил их. Сделал шаг навстречу, в гостиную, которая располагалась чуть ниже террасы. Он не сводил глаз с сестры и двоих мужчин, которые сопровождали ее. Троих мужчин – снова она забыла о Фрэнке. Но и Калеб не принимает Фрэнка в расчет.
– С днем рождения! – пропела она, когда Калеб остановился перед ней, и поцеловала брата в щеку. Поцелуй вышел слишком смачный, влажный. – Извини за опоздание. Лучше поздно, чем никогда, верно?
64
Калеб молча рассматривал всех троих. Четверых, вообще-то, но Фрэнк не считается. Фрэнк держится чуть поодаль, хмурился, выжидал, смотрел сердито. Все остальные – Джесси, Тоби и знаменитый Генри Льюс – оскалились при виде Калеба, будто псы-дерьмоеды.
– Вы, значит, Калеб Дойл! – звучно произнес Льюс.
Он протянул руку, и Калеб, не задумываясь, пожал ее. Ладонь оказалась более сухой и крепкой, чем он ожидал, судя по внешнему виду актера.
– Рад встрече, – пророкотал Льюс. – Премного наслышан.
Звучит двусмысленно из уст человека, явившегося в компании его бывшего любовника и сестры. Что они успели ему наговорить? Впрочем, не важно. Это ведь всего-навсего актер. Калеб хорошо знал актеров – сейчас, когда ему некого играть, не во что воплотиться, Генри Льюс – пустота, пустота с четкими границами, его вытянутое лицо – что отпечаток ноги в пустыне.
– Привет, Калеб! – сказал Фрэнк. – С днем рождения.
– Спасибо, Фрэнк. Рад тебя видеть. – Ему казалось, Фрэнк его почему-то недолюбливает. Но Калеб уважал Фрэнка. Этот хоть ничего у него не просит.
– Калеб! Калеб! – зачастил Тоби. – С днем рождения, да?
– Да. Привет, Тоби. Рад, что нашел время заглянуть. И нового друга привел, молодец.
Тоби улыбался и кивал, невосприимчивый к сарказму.
– Генри сегодня смотрел наш спектакль. Ему понравилось. Правда, Генри?
– Очень неплохо. Мы все в восторге – как хорошо прошло! – Льюс перешел на воркующие, сочные ноты, уместные для флирта. Ему бы и в голову не пришло, что за это хозяин вечеринки проникнется к нему презрением.
– Действительно, неплохо, – подтвердила Джесси. – Ты бы сходил посмотреть, Калеб.
– Кто-нибудь что-нибудь выпьет? – спросил Фрэнк. – Я уже созрел. – И, не дожидаясь ответа, отбыл в направлении бара.
Тоби неотрывно глядел на Калеба широко раскрытыми глазами. Словно щенок-переросток, дожидающийся поощрения. Он надеялся пробудить в былом любовнике ревность. Все на лице написано, даже смешно. Так что же Калеб не смеется? Он заранее знал, что эта парочка явится на вечеринку, и уверял себя, что никаких чувств по этому поводу не испытывает. Но сейчас он не мог смотреть на Тоби – так и виделось, как мальчишка лижется с англичанином, целует любимое публикой вытянутое лицо.
Льюс с кроткой и задумчивой улыбкой присматривался к Калебу. Неужели он думал, что Калеб встретит его с распростертыми объятиями? Джесси чувствует себя виноватой и вместе с тем обиженной – поделом! Как она смела навязать ему подобных гостей?!
Не обращая больше внимания на мужчин, он обратился к Джесси:
– Ни за что не угадаешь, кто еще почтил меня своим присутствием! Ни за что не угадаешь, – повторил он. – Мамочка.
Джесси дернулась так, словно все здание подскочило на ухабе.
– Наша мама?
– Угу. Ты что, никогда не проверяешь голосовую почту?
– Шутишь, что ли? Она приехала в город ради твоей вечеринки?
– Ага. И тебя тоже хотела повидать.
– Но она уже уехала?
– Нет. Она здесь.
– Боже мой! Где? – Джесси испуганно огляделась по сторонам.
– Твоя мама приехала? – переспросил Тоби. – Как мило! Наконец-то я с ней познакомлюсь.
При звуке этого назойливого, почти квакающего голоса Калеб впал в неистовство. Сдерживая себя, он предложил Льюсу и Тоби:
– Наверное, вы проголодались – еда на террасе. Пройдите туда.
– Не надо, – отказался Тоби. – Потом, может быть.
– Тоби! – Калеб с трудом сдерживался. – Очень тебя прошу! Не могли бы вы с мистером Льюсом позволить мне поговорить с сестрой наедине? Семейное дело.
Тоби сморщил лицо, задрожал, как будто Калеб больно обидел его.
– Пошли, Тоби, – позвал его Генри. – Набьем брюхо.
– Хорошо, – сказал Тоби. – Иду. – Он повысил голос. – Я голоден. Очень голоден. С какой стати я буду голодать? Кое-кто может подумать, будто я думаю о нем больше, чем о собственном желудке.