– Хмм.
Он мог кончить от одного прикосновения ее руки, от ее улыбки. Он с трудом сдерживался.
– У тебя есть презерватив? – настаивала она.
– Нет. Не думал, что мы завалимся в постель. – Пусть поймет, наконец, что он пришел к ней не за этим.
– Кажется, у меня есть. В сумочке.
– С какой стати? – возмутился он. – Для Генри? Вот теперь Джесси открыла глаза и уставилась на него.
– Ну уж нет! – расхохоталась она. – Пусть Генри сам покупает себе резинки.
Зачем он это сказал? Зачем вспомнил Генри, как будто ему нужен третий в постели? Да, Джесси на всякий случай носит с собой презервативы, что тут такого? Любая нормальная женщина поступает точно так же. Он бы рад не предохраняться. Проникнуть в нее, и чтобы их не разделяла резинка. Чтобы она забеременела. Вот глупость-то!
– Сейчас принесу твою сумку, – шепнул он. – Подожди минутку. Не хочется уходить от тебя. – Подсунув руки ей под спину, Фрэнк перевернул Джесси на бок, прижался к ней всем телом, крепко обхватив ее сзади. Зарылся носом в ее волосы, легонько пощипывая соски.
– Осторожнее. Я щекотки боюсь, – прошептала она.
– Лублу тэбя, как свынка гразь, – повторил он. А чтобы она не подумала, будто он просто цитирует Ингрид Бергман, Фрэнк прибавил: – До чего ж ты хороша!
Джесси негромко вскрикнула. Потерлась пахом о его напряженный член. Погладила бедро.
– Что бы нам такое непристойное сотворить на пару?
– Не стоит слишком ломать себе голову. – Сексом она защищается от его слов.
– Хочешь трахнуть меня в задницу?
Так небрежно Джесси это произнесла, что он попытался попасть ей в тон.
– Не сегодня.
– Я думала, любому парню этого хочется. Даже нормальному.
Она проговорилась. Думает о том же, что не дает покоя Фрэнку. Гей-секс торжествует.
– Оттрахать тебя рукой? – продолжала она. – Отсосать? Я еще никому не отсасывала.
Фрэнк резко приподнялся, опираясь на локоть.
– Почему ты так говоришь? Почему обязательно надо все испачкать? Я не голубой, ты не лесби. Что ты пытаешься доказать?
– Я пытаюсь доставить тебе удовольствие! – Обернувшись, Джесси посмотрела на него в упор.
– Нет, тут что-то другое. Ты стараешься свести все к сексу – хорошему сексу, распущенному сексу. Тебе не нужна моя любовь.
Джесси замерла. Опустила глаза на его член, словно с пенисом легче договориться:
– Хватит болтать!
– Нет, погоди! – Он удержал ее руку. – Послушай. Давай поговорим.
– Прямо сейчас? Господи, Фрэнк, мне было так хорошо! Так хорошо! Зачем портить?
– Для меня это не игра. Я люблю тебя.
Джесси молча смотрела на него. Ни «Я тоже тебя люблю», ни хотя бы вежливо-уклончивого «Мне хорошо с тобой».
– Что плохого в любви? – настаивал он. – Разве нормальный мужчина не может влюбиться в тебя? Или ты так привязана к своему голубому брату и голубому боссу, что боишься мужской любви?
Не сводя глаза с Фрэнка, Джесси приподнялась, села и подтянула колени к груди.
– Пошел ты! – буркнула она. – Дальше что? Назови их педиками, не стесняйся! Для тебя они – педики, гомики!
– Да нет же! Какое мне дело до них! Я о тебе думаю. Зачем мне трахать тебя в задницу и все эти… – «извращения», чуть было не вырвалось у него, но Фрэнк вовремя удержался. – Я хочу быть с тобой, хочу, чтобы ты была со мной и не забивала себе голову дерьмом.
– Это ты забиваешь себе голову дерьмом, а не я.
Он тоже сел, подтянул колени к груди, укрываясь за ними. Если бы они лежали в нормальной кровати на полу, один из них уже одевался бы, дымясь от ярости. Но здесь, наверху, они вынуждены оставаться рядом, обнаженные, озлобленные.
– Я не влюблена в Генри! – заявила Джесси. – И в Калеба тоже. Он мой брат, черт возьми! Я знаю его от и до.
– Я и не говорил, что ты влюблена.
– Если я не могу любить тебя так, как тебе хочется, это еще не значит, что я испытываю противоестественное влечение к брату-педику!
– Это ты называешь его педиком, а не я. И я не говорил, будто ты влюблена в него или в Генри. И не собирался… – Погоди-ка, она действительно сказала то, что ему послышалось? – Ты меня любишь? Хоть как-то, но любишь?
Джесси уткнулась лицом в колени.
– Не знаю. Я хотела полюбить тебя. Кажется, хотела. А теперь не смогу. Раз ты так про меня думаешь.
Он готов был взять свои слова обратно, извиниться, молить о прощении. Но тут же взял себя в руки – нельзя капитулировать.
– К черту! Вовсе ты не хотела меня полюбить. Ты никого не можешь полюбить. Не можешь позволить, чтобы тебя любили. Тебе важен только успех – слава Калеба, слава Генри Льюса, – а до своей жизни и дела нет. Знаешь, почему тебе так нужен чужой успех? Потому что ты сама себя ненавидишь. А я тебя люблю. Ты мне нравишься такая, какая есть. Будь у тебя побольше мозгов, ты бы сообразила, что это – главное.