С особенным вниманием разрабатывали народные художники излюбленную тему о богатстве, о стяжании, о скупости. Неумирающий образ Кощея фигурирует во всех видах, и подписи под картинами свидетельствуют, что назидание здесь переходит в сатиру. Кощей всегда жаден, ненасытен и глуп, и даже добрые, благотворительные дела Кощея всегда оканчиваются посрамлением. Не хочет народ помощи от Кощея и с насмешкой отворачивается от его, Кощеевой, благотворительности.
Обслуживая религию и мораль, русская лубочная картина в то же время немало послужила и отечественной истории. О событиях государственной важности (войны, перемена государей, присоединение новых областей и пр.) русская деревня узнавала не только из «высочайших манифестов». Об этом сообщали и картины Никольского рынка. И Никольский рынок был всегда ближе, понятнее и доступнее народу. Не только совсем безграмотный, но и малограмотный русский человек очень часто находил свою «политическую информацию» в коробе офени. Газет было до смешного мало, да и те, которые были, печатались на непонятном народу языке.
Книга была редкостью и продавалась только в столицах. Целые области России ни книжных магазинов, ни типографий не имели совсем. Книготорговец, если бы и хотел, не мог довести до своих читателей сведения о новых изданиях. Все было окутано густым, почти непроницаемым мраком бескнижия и безграмотности, всей русской жизнью правила маленькая горсточка людей, сидевших в Петербурге за высокими стенами дворцов. Народ же в лесах и полях «безмолвствовал» и только от коробейников или от прохожих солдат узнавал, что судьбы его вершит кто-то, что этот кто-то думает за него и расписывается в книге судеб человеческих за неграмотного.
Лубок «Небылица в лицах»
При таких обстоятельствах картина Никольского рынка получала совершенно своеобразное и, можно сказать, универсальное значение. Она исполняла роль газеты, книги, школы и учителя гражданственности. Безграмотный крестьянин, затерянный в дебрях сибирской тайги или муромских лесов, узнавал о многих событиях только тогда, когда ему говорила об этом картина.
Пришел в деревню коробейник и рассказал, что война на Кавказе окончилась и в подтверждение своих слов показал картину «Сдача Шамиля с Мюрядами».
Пришел еще коробейник и сообщил, что в России провели «чугунку», или железную дорогу, которая «сама собой, без лошадей ходит». И опять в подтверждение своих слов, чтобы люди не считали его вралем, показал картинку с изображением поезда, да еще и «стихами ударил»:
А дальше идет уже объяснение, в чем состоит «диковинка»:
Все, что делает в настоящее время газета, в старые годы делал коробейник со своими картинами, как до коробейника и до книгопечатания делали «скоморохи, люди вежливые», или странствующие балагуры и актеры.
Правда, следует сказать и то, что Никольский рынок искал не столько истории, сколько «диковинки», и потому, случалось, изображал на своих картинах «Александра Македонского на коне с войском на слонах». Но в подавляющем большинстве сюжеты выбирались все-таки из отечественной истории: «Мамаево побоище», «Ермак Тимофеевич — покоритель Сибири», «Царь Иоанн Грозный», «Иван Сусанин», «Петр Великий на коне с подзорной трубкой в руке впереди войска, идущего на штурм крепости», и другие.
Русские войны всегда находили отзвук в картинах Никольского рынка. Тон картин в большинстве случаев был, так сказать, барабанный, и наши базарные живописцы любили проповедовать ту мысль, что «наша матушка Расея всему свету голова».
Батальные картины, даже крупных художников-баталистов (если не считать Верещагина), выполненные для Никольского рынка, всегда отличались бравурностью сюжета и антихудожественным «патриотизмом».
Кроме сюжетов военных разрабатывались и сюжеты мирные, хотя и не в таком количестве и далеко не с таким воодушевлением.
Батальная картина, носившая злободневный характер, хвастливо кричала на весь деревенский базар и на всю городскую площадь: «Эй, Микадо, будет худо, разобьем твою посуду!»[15]
15
«Эй, Микадо, будет худо, перебьем твою посуду» — ура-патриотический лубок, распространялся во время русско-японской войны 1904–1905 годов. Стихотворный текст В. А. Гиляровского. Картинка носила название «Боевая песенка донцов» и вышла одновременно у И. Сытина и М. Соловьева.
Микадо — титул японского императора.