Полтора года спустя я вновь посетил Барселону по случаю морской выставки, на которую пригласили представителей всех мировых флотов. Ожидали визита на выставку королевы и ее 18-летнего сына. На рейде выстроилось 76 боевых кораблей. Вскоре мы сдружились с голландцами и кутили вместе в различных печально известных кафе. Однажды они устроили банкет на борту своего фрегата «Иоганн Вилем Фризо», на который пригласили по одному кадету от каждой страны – участницы выставки. Мне выпала честь представлять нашу эскадру.
По этому случаю главной целью хозяев было разместить за столом как можно больше гостей. Обед начался в 6 часов, а в 9 первые «тела» были подняты на палубу, погружены в поджидавшие их шлюпки и отправлены на свои корабли. Мне удалось продержаться некоторое время, но наконец пришел и мой черед, и судьба всех остальных настигла и меня. На следующее утро, проснувшись, я обнаружил, что нахожусь в незнакомой каюте. Я позвонил в колокольчик, и появился матрос без головного убора и обратился ко мне на совершенно не знакомом мне языке. Когда я вышел на палубу, то понял, что я – на русском корвете, офицеры которого оказались очень внимательны ко мне. Все это утро можно было видеть лодки, курсировавшие в разных направлениях по заливу, развозившие заблудившихся кадетов.
Это второе плавание в Барселону я проделал на «Принце Евгении». После того как корабли эскадры были поставлены на ремонт, я был переведен на «Минерву», корвет, не имевший двигателя. Однажды в виду берегов Сицилии мы попали в яростный шторм, и только благодаря капитану нам удалось при сильном западном ветре, вздымавшем гигантские водяные валы, добраться до защищенной гавани Мальты. Он совершил маневр столь искусным образом, что нас восторженно приветствовали экипажи стоявшей там британской средиземноморской эскадры. Мы осмотрели живописный остров Мальта, который хранил память о рыцарях-крестоносцах далекого прошлого.
Следующая остановка была в Тунисе, где мне довелось увидеть развалины древнего Карфагена. Прежде чем мы отправились в дальнейший путь, я купил попугая, который стал любимцем всех кадетов. Мы пытались научить его говорить, но все наши усилия были напрасны. После окончания дневных работ мы обычно проводили время в кают-компании, играя в таро. Прошло несколько недель после того, как мы отплыли, и кто-то во время игры в карты воскликнул: «Таро!» и «Пагат ультимо!». И сразу же раздался пронзительный крик попугая: «Контро!» Это было единственное слово, которое он, должно быть, хорошо расслышал во время нашей игры в Тунисе.
В ноябре 1889 г. я был назначен младшим лейтенантом и переведен на «Таурус». Я был обрадован своим назначением. Это был наш «посольский» корабль, как мы обычно называли военные суда, которые великие державы посылали в Константинополь для выяснения реального положения дел при дворе султана Абдул-Хамида II. Зимой стоянка «Тауруса» располагалась напротив артиллерийского арсенала Тофане; летом мы стояли на якоре напротив летних резиденций посольств на Босфоре. Летом мы также уходили в длительное плавание по Черному морю, часто поднимаясь вверх по Дунаю до Галаца, или плавали вдоль турецкого побережья и выходили в Средиземное море.
Жизнь в Константинополе была приятной и разнообразной. В свободное от вахты время мы занимались спортом. У нас была даже небольшая свора гончих, и каждую неделю мы отправлялись на охоту с приманкой с английским атташе, знатоком охотничьего дела.