В конце концов папа разрешил мне провести одну ночь в окия Ивасаки. Я хотела взять с собой любимые одеяло и подушку. Мама упаковала их для меня.
Пора было уходить. Я сидела на веранде и смотрела на мостик.
Мама вышла нас проводить. Когда мы подошли к мостику, папа наклонился, чтобы, как всегда, взять меня на руки и перенести через канал, но я сказала:
– Нет, я сама.
Я никогда раньше не переходила через мостик сама. Слишком страшно было.
Вода в канале – холодная и прозрачная. Она течет из озера Бива, которое находится к северу от нашего дома. Вода бурлит, стремясь к акведуку Нандзэн-дзи. Проходит по акведуку, вдоль стройных рядов вишен, тянущихся несколько километров по берегам. Затем – мимо зоопарка и храма Хэйан, вдоль Проспекта Холодного Источника, и, наконец, обрушивается в реку Камогава, воды которой бегут к Осаке, а оттуда – в открытое море.
Я никогда не забуду, как впервые сама перешла через мостик. Контраст белого бетона с красным платьем, которое связала мне мама, и моими красными туфельками навсегда отпечатался в моей памяти.
4
КОГДА МЫ ДОБРАЛИСЬ ДО окия, наступил полдень. Папа вскоре ушел, а я осталась молча сидеть в приемной, разглядывая детали окружающей обстановки и вежливо отвечая на вопросы проходящих людей. Заметив кладовую, я обрадовалась: значит, при необходимости мне будет куда сбежать.
Ближе к вечеру появилась госпожа Оима, взяла меня за руку и повела в другой дом. Открыв дверь, она низко поклонилась женщине, которую я прежде не встречала. Хозяйка представила ее как госпожу Сакагути и велела мне называть ее матушкой. «Матушка Сакагути – моя начальница», – улыбнувшись, сказала она.
Матушка оказалась очень милой, и мы тут же поладили.
Потом пришло время ужинать. Ужин здесь подавали совсем не так, как дома. Общего стола не было. Каждая обитательница окия ела с отдельного подноса. Подносы были расставлены вокруг прямоугольной жаровни.
Почему-то я решила, что, как гостья, должна сидеть рядом с госпожой Оимой. Но тут явилась Старая Злюка и вознамерилась опуститься как раз на это место.
Я сказала:
– Это мое место.
И госпожа Оима с широкой улыбкой подтвердила:
– Да, дитя, правильно. Садись на свое место.
Я села рядом с жаровней.
Старая Злюка, пыхтя, опустилась рядом, взяла свои палочки и принялась есть, не сказав, как полагается, «итадакимас». «Итадакимас» значит «я принимаю эту пищу со смиренной благодарностью». Так человек выражает признательность за труды фермеров и других людей, благодаря которым еда оказалась у него на столе. Главой дома была госпожа Оима, и потому приступать к еде полагалось только после того, как она произнесет эти слова и возьмет палочки. Я сделала замечание Старой Злюке, потому что она немыслимым образом нарушила правила приличия:
– Это очень грубо: вы начали есть, хотя госпожа Оима еще не сказала «итадакимас» и не стала есть первой. Вы ужасно невоспитанная.
И госпожа Оима тоже обратилась к Старой Злюке:
– Слушай, что она говорит. Она многому может тебя научить.
Потом она повернулась к остальным женщинам, сидевшим вокруг длинной жаровни, и сказала:
– Пожалуйста, не говорите с юной госпожой Масако, если она не заговорит с вами первой.
Мне не верилось, что госпожа Оима ставит меня выше всех этих нарядных взрослых.
Но Старая Злюка не могла этого так оставить и театральным шепотом проворчала – так, чтобы я точно ее услышала:
– Вы только посмотрите на эту маленькую принцессу.
Мне стало очень гадко.
– Я не могу есть, – проговорила я.
– Почему? Что не так с едой? – встревожилась госпожа Оима.
– Я не могу есть рядом с этой злой старой тетей.
После этих слов я тихо встала, нашла Большого Джона и вывела его на прогулку.
Когда я вернулась, моя старшая сестра Кунико спросила, не хочу ли я съесть вкусный рисовый шарик или принять ванну.
– Я буду есть только те рисовые шарики, которые приготовила мама. А купаться я буду только с папой, – ответила я.
После чего погрузилась в молчание. И весь оставшийся вечер не произнесла ни слова.
Кунико стала готовить меня ко сну. Она укрыла меня моим любимым одеялом – бирюзовым, с белыми тюльпанами. Уложила на матрас рядом с собой. Я тогда еще не могла заснуть без груди, так что она дала мне пососать свою грудь, пока я не задремала.
На следующее утро папа пришел меня забрать. В окия есть неписаное правило: посетители допускаются только с десяти часов утра. Но папа пришел очень рано – в половине седьмого.