Бабушка Тамико увлекалась фехтованием и мастерски владела нагинатой, японской алебардой. Кротость моей мамы сводила бабушку с ума, она то и дело насмехалась над ней, гоняясь по дому и открыто угрожая изогнутым клинком. Выглядело все это дико и очень страшно. Однажды бабушка зашла слишком далеко. Она несколько раз проткнула мамин оби (пояс кимоно) и срезала его с ее талии. Это стало последней каплей.
В тот момент у родителей уже было трое детей – две девочки и мальчик. Девочек звали Яэко и Кикуко. Яэко исполнилось десять лет, Кикуко – восемь. Папа оказался в затруднительном положении: у него не хватало денег, чтобы содержать родителей и жить отдельно со своей семьей. Он поведал о своих проблемах одному из деловых партнеров, торговцу тканями для кимоно. Этот торговец и заговорил с папой о карюкай. Сказал, что может попробовать связаться с хозяйкой одного из тамошних заведений.
Мой папа встретился с хозяйкой окия Ивасаки из Гион-кобу, одного из лучших домов гэйко в Японии, и с хозяйкой Понто-тё, другого квартала гэйко в Киото. В результате там нашлись места для обеих моих старших сестер. Согласно контракту, им полагалось учиться традиционным видам искусства, этикету и правилам хорошего тона. Кроме того, сестрам была гарантирована полная поддержка на профессиональном пути. После получения статуса полноценных гэйко и выплаты всех долгов они могут жить и работать самостоятельно, оставляя в своем распоряжении все заработанные деньги и перечисляя окия лишь агентские проценты с доходов.
Могли ли мои родители вообразить, насколько долгими станут их отношения с карюкай и как они повлияют на наши жизни? Сестры были подавлены – им, в отличие от мамы, не хотелось покидать надежный дом дедушки и бабушки. Яэко так и не избавилась от ощущения, будто ее бросили, и до сих пор носит в душе злобу и горечь.
Мои родители с сыном переехали в пригород Киото, Ямасину. В последующие годы мама родила еще восьмерых детей. В 1939 году, в очередной раз оказавшись на грани разорения, родители отправили в окия Ивасаки еще одну дочь, мою сестру Кунико, и она стала помощницей хозяйки.
Я родилась в 1949 году, когда папе было пятьдесят три, а маме – сорок четыре, – второго ноября, под знаком Скорпиона, в год Быка. Родители назвали меня Масако. Я стала последним ребенком в семье.
Никто никогда не говорил мне о трех старших сестрах, отданных в окия. В моем представлении, у меня было четверо старших братьев (Сэйтиро, Рёдзо, Кодзо и Фумё) и три сестры (Ёсико, Томико и Юкико).
Дом наш, просторный и сильно разросшийся за счет всевозможных пристроек, стоял особняком на большом куске земли и был отделен от города каналом. С трех сторон его окружали леса и бамбуковые рощи, а с тыла защищала гора. К дому через канал вел бетонный мостик. Перед фасадом располагался пруд, на ближнем берегу которого росли голубые гортензии и космеи, а на дальнем – фиговые и перечные деревья. Позади дома был просторный двор с курятником, полным кур, загородкой для нашего пса Коро, маминым огородиком и еще одним, на этот раз – рыбным, прудом, в котором кишели карпы.
На первом этаже размещались приемная, домашний алтарь, гостиная, комната с очагом для приема пищи, кухня, два туалета, студия отца и ванная. Наверху над кухней – еще две комнаты. Все дети спали наверху, а я – внизу, с родителями.
Я с радостью вспоминаю один случай. Дело было в сезон дождей, в совершенно безветренный день. Небесного цвета шапки гортензии отражались в тихой воде и идеально гармонировали с зеленью деревьев.
И тут на землю стали шлепаться крупные капли. Я быстро собрала игрушки. Стоило мне только забежать в дом и положить их на полку рядом с сундуком из красного дерева, как на сад обрушился ливень.
Дождь лил как из ведра. Через несколько минут пруд начал выходить из берегов, вода просочилась в гостиную. Мы принялись лихорадочно бегать, собирать татами (соломенные циновки). Мне все это казалось крайне забавным.
Когда мы спасли все татами, которые успели, каждому из детей досталось по две клубничные конфеты с нарисованной на обертке ягодой. Мы носились по дому и сосали конфеты.
Несколько циновок по-прежнему плавали по поверхности воды. Родители забрались на них и стали перемещаться из комнаты в комнату, точно на плотах. Кажется, они веселились сильнее всех.
На следующий день папа собрал всех нас и сказал: