Большую часть времени Фиби могла лишь мысленно охать от боли. Однако каждый день наступала благословенная передышка, когда боль немного отступала, и Фиби могла задействовать свой мозг так, как делала это раньше. И она решила не тратить это время попусту.
– Ты готова принять гостью? Это Кристина. Я могу дать ей от ворот поворот, если хочешь, – предложил Эл.
Фиби чуть выпрямилась на подушках и положила книгу на прикроватную тумбочку.
– Нет, все в порядке. Пусть поднимается.
В ее комнате царил бардак, и она была одета в пижаму с единорогом, но что-то ей подсказывало, что Кристина не станет возражать. Она услышала удаляющиеся шаги Эла, голоса, легкую поступь на лестнице, а затем Кристина вошла в ее святая святых. Судя по виду, ее распирало от желания поделиться с Фиби какими-то новостями. Это не помешало ей замереть, разглядывая интерьер ее спальни.
– Ого, какая шикарная у тебя кровать! – воскликнула она.
– Рада, что тебе нравится. Это мой папа постарался. – Гордость за отца переполнила ее и разлилась по всей комнате. Хотелось надеяться, что и Кристина, стоя там, пропитается ее восхищением.
– Фиби, я ненадолго, но у меня есть для тебя подарок. Он тебе не понравится.
Не зная, как реагировать на эти слова, Фиби улыбнулась, старательно изображая из себя Мону Лизу.
– Закрой глаза.
Фиби закрыла. Она слышала, как Кристина выходит из комнаты, а затем возвращается обратно, порывисто хихикая и чем-то слегка шурша.
– Так, а теперь открывай.
В руках Кристина держала что-то большое в подарочной упаковке. По очертаниям предмета Фиби сразу поняла, что это может быть. Она сорвала блестящую бумагу, отыгрывая энтузиазм, которого на самом деле не испытывала. Мольберт.
– Какой классный! Спасибо тебе огромное!
– Я знала, что тебе не понравится, – весело засмеялась Кристина. – Но теперь у тебя не осталось ни единого оправдания, не так ли? Когда ты в следующий раз придешь в питомник кормить Коко, мы наконец сможем порисовать выдр. И обязательно приезжай за город рисовать пейзажи на пленэре. Все что душе угодно. Я ужасно оскорблюсь, если ты не будешь им пользоваться, – добавила она.
Должно быть, Эл рассказал Кристине, как больно ей было наклонять голову, когда она писала или рисовала. Кристина запомнила это и нашла решение. Держать карандаш и рисовать им будет по-прежнему трудно, но мольберт, безусловно, поможет.
– Спасибо за заботу, – искренне поблагодарила Фиби. Она украдкой взглянула на отца, который топтался чуть поодаль, надеясь, что и для него доброта Кристины не осталась незамеченной.
– Не переживай, – улыбнулась Кристина. – На новый я не разорялась. Я же не Рокфеллер какой-нибудь. Гаражная распродажа.
Фиби не собиралась ехать за город «на пленэр». Вариант с выдрами звучал чуть-чуть заманчивее, поскольку она все равно регулярно бывала в питомнике. Она задумалась. Проглотив достаточное количество обезболивающих, она могла вполне сносно нарисовать вазу с фруктами… Но яблоки и груши не сновали туда-сюда без передышки. Они мирно лежали на своих местах. Фиби сильно сомневалась, что выдры окажут ей ту же любезность.
Кристина сияла и с нетерпением ждала ответа Фиби, сфокусировав на ней все свое внимание. Жаль, что она не смотрела в сторону Эла. По задумке она должна была заинтересоваться именно им. И все же было бы невежливо ответить отказом.
Лай
Июньское солнце припекало макушку Эла. В воздухе разливался запах свежескошенной травы, смешиваясь с ароматом роз и жимолости. В кронах деревьев щебетали птицы. Эл любовался красочной мозаикой своего сада, наслаждаясь обступившим со всех сторон летом.
Фиби стояла с ним рядом. Несмотря на теплую погоду, она куталась в толстый свитер. Ему удалось вытащить ее из дома на пикник, но она наотрез отказалась выходить за пределы сада.
Они решили расположиться на лужайке за домом, где было спокойно и тихо, но Эл настоял, чтобы сначала она взглянула на лужайку перед домом. Она вся была плотно засажена цветами: кустовыми розами, сиренью, мальвой и вьющимся барвинком. Повсюду проросли наперстянки, и ветерок ласково покачивал их лиловые колокольчики. От сорняков тоже не было отбоя. Сухая трава, ракитник, яркие одуванчики и облачка незабудок пробивались сквозь щели кривых дорожек. Все было очень сумбурно. Но Элу нравилось.
Фиби покорно любовалась цветами, думая о чем-то своем, а потом принялась расспрашивать Эла о его работе. Он мысленно застонал. Закончив утренний объезд, ему не хотелось возвращаться ни к чему, связанному с работой, но его дочь умела быть настойчивой. И сейчас она хотела знать, не показалась ли ему любопытной какая-то из сегодняшних посылок.