Впрочем, есть еще одна царская воля. Завещание императрицы Екатерины. Совсем недавно князь Дмитрий Михайлович Голицын, который в тридцатом году объявил незаконным потомство Петра Великого от второго брака и посадил на трон вдовую курляндскую герцогиню, дождался воздаяния. Он был обвинен в злоупотреблениях по службе, предан суду Сената, приговорен к смертной казни, высочайшим повелением помилован в Шлиссельбург и там доведен-таки до смерти. Сие дает повод все резолюции, акцептованные столь замерзелым злодеем, считать преступными, а завещание — восстановленным в законной силе. Тогда у нас появляется выбор. Не нравится мекленбургская линия — выбирайте голштинскую! В городе Киле живет девятилетний мальчик, внук царя Петра через дочь Анну. Зовут его Карл Петер. Он имеет важное преимущество перед незачатым пока соперником, поскольку давно уже зачат, рожден и даже успел порядком вырасти… Что вы говорите? Елизавета? Какая Елизавета?! Она не наследница. Вот если мальчик умрет, не успев оставить потомства, тогда в этой линии наступает очередь Лизаньки. В завещании четко сказано: сначала старшая дочь и рожденные от нее принцы, потом только младшая. Великий император создал жуткий хаос в престолонаследии, так давайте хотя бы не усугублять.
Резюмируя вышесказанное: Анну Иоанновну заменить некем. Если ценой моего возвращения станут безвластие и смута, подобные тем, что начались при Годунове, лучше оставить свои замыслы. Дай Бог государыне здоровья и долгой жизни, а подданным — смирения, чтобы терпеть ее власть. Власть несправедливую, бесчестную и бесстыдную. Возьмите хоть голицынское дело. Замучить несчастного старика, который когда-то вытащил ее из пыльного чулана и сделал императрицей — все-таки полное свинство. Проступки, вмененные князю, вряд ли заслуживали чего-то большего, нежели словесный реприманд. Понимаю, что видеть рядом с собой человека, коему всем обязана, невмоготу. Но разве других способов нет? Сослать в имение было бы прилично, а так-то зачем?!
И еще пару слов о престолонаследии. Век с четвертью, вот сколько времени прошло с тех пор, как русские люди собрались всей землею и выбрали себе царя. Убогонького, конечно: после кровавой смуты хотелось иметь государя смирного и милостивого. Натура восстановила равновесие, в третьем поколении получили Петра. Однако после него — почему бы престолонаследные споры не решать, как встарь, земским собором? Нынешнее устройство этих дел в высшей степени неразумно и грозит государству катастрофой.
Вот такие мысли (и другие, столь же печальные) терзали мою душу, как прометеев орел — печень титана. Спасали от них лишь натуральная философия и опыты с летучими машинами. Наука подобна опиуму. Как опиум приглушает телесную боль, так она утоляет нравственные страдания. Представьте, какая радость охватывает естествоиспытателя, когда его творение скользит в струях воздуха, уподобившись созданиям Божьим!
Не сразу — ох, не сразу так получилось! Первая партия (как я тогда называл, первая стая) промежуточных моделей вся погибла. Малейшее завихрение отклоняло их от курса, кружило по кругу и бросало назад на скальный обрыв, с которого пущены. Что ж, неудача — повод не для уныния, а для поиска лучших решений. Помощников было в достатке: палаццо в Каштеле, арендованное еще на год, с трудом их вмещало. Пришлось для слуг перестроить каретный сарай, где прошлый год находилась лаборатория, а сию последнюю перенести в парадную залу. Что я сюда приехал, балы давать?! Благодаря неудачным попыткам, ребята наловчились мастерить артифициальных птиц с таким искусством, о каком при начале сих опытов даже мечтать было нельзя. И понимали меня с полуслова: словно к дарованной Создателем паре, у меня выросла еще дюжина рук, молодых и ловких. Еще бы умов додаточных получить, острых и свежих, в такой же пропорции… Умы были, большей частью, другим заняты: как бы навострить лыжи в ближнюю деревню, да полюбезничать с крестьянскими девушками. Приходилось довольствоваться своим, ношеным.