— Я почел бы сие высочайшей честью, однако к гражданскому правлению призвания не чувствую, а среди военачальников, служащих Его Светлости, боюсь затеряться: насколько мне известно, в штабе герцога Монтемара одних генералов девятнадцать, помимо него самого. Это вчетверо больше, чем требуется для наличного числа солдат.
— Приятно и удивительно встретить столь выдающуюся скромность в сочетании с не менее высоким воинским талантом, а равно — с превосходной осведомленностью. Смею Вас заверить, недалекое уже будущее откроет самое блестящее поприще для всякого, кто пожелает стать на сторону законного наследника лучшего из итальянских королевств в борьбе против врагов, воспользовавшихся временной слабостью Испании…
— Простите, что прерываю Вас, любезный друг; но хочу сказать, что вижу возможность сделаться полезным, оказывая добрые услуги Его Светлости герцогу Карлу без вступления в прямую службу. Меня вполне устроит положение волонтера при штабе. Как Вы, вероятно, догадываетесь, жалованье значения не имеет.
В бочку дружелюбия, выставленную собеседником, влилась очевидная ложка настороженности. Еле видимая тень пробежала по безмятежному челу. Не стану объяснять: пусть сам догадается, что граф Читтанов не вполне утратил надежду на возвращение в Россию. Если представится такой случай, будет в высшей степени неуместно оказаться связанным формальными обязательствами с враждебной коалицией. Моя задача — сродни ремеслу канатного плясуна. Не говоря «да» и «нет», удержать правильный баланс и пройти по тонкой веревочке. Вот сейчас дипломат должен спросить, о каких «добрых услугах» идет речь.
— Нисколько не сомневаюсь в Вашем благожелательном усердии, дорогой граф, однако не изволите ли Вы пролить более яркий свет на упомянутые возможности?
— Охотно. Корпус Монтемара получает боевые припасы из арсеналов Его Величества короля Испании. Естественно, снабжение осуществляется морем. Если Британия все-таки вступит в войну на стороне императора, перебои с порохом неизбежны.
— Не вступит. Уолпол так сильно желает остаться в стороне, что для оправдания собственного бездействия придумал и ввел в дипломатический лексикон новый термин: он заявил, что союз с Веной чисто оборонительный, а император, вступив в Польшу, совершил агрессию.
— Сэр Роберт все-таки не король. Да и короли нередко бывают принуждены уступить желаниям подданных. Поверьте, в коммерческих кругах Англии алчная зависть относительно испанских владений в Америке настолько сильна, что министрам рано или поздно придется пойти ей навстречу. Или освободить место другому правительству, более хищному и решительному.
— Несчастна страна, где царствует узурпатор!
— Увы, вернуть на британский трон прежнюю династию возможности не усматриваю — а от нынешней можно ожидать любых неприятностей. В моих силах предотвратить одно из возможных бедствий, устроив крупное пороховое заведение в Парме или, еще лучше, в Тоскане, близ Ливорно. Там стоят ваши гарнизоны; да и герцог Тосканский, если не заблуждаюсь, настроен благожелательно к своему кузену.
— Более, чем благожелательно: не далее, как в прошлом году он признал его своим наследником и опекуном, не убоявшись гнева императора. С этой стороны препятствий не будет. Только разъясните, пожалуйста, вот что. Уголь можно добыть везде, серой Италия снабжает всю Европу, — но где Вы намерены брать селитру? Или это секрет?
— Нет. Во всяком случае — не от Вас, дорогой друг. Предвидя нынешнюю войну, я во благовремении закупил в Амстердаме большую партию индийской селитры. Около двадцати тысяч квинталов.
— Да это больше годовой потребности крупного государства! Хватит на целую войну!
— Пожалуй. Если война не затяжная. По меньшей мере, на хорошую кампанию, с несколькими сражениями и осадой полудюжины крепостей. Касательно перевоза из Голландии в Ливорно задержки не предвижу; мастера есть; если будет соизволение Его Светлости, куплю мельницу с хорошим запасом водяной силы и в два-три месяца перестрою для порохового дела.
— Я представлю Вас герцогу. Так скоро, как окажется возможно.
Дон Карлос еще не был тогда полновластен: ему оставалось два или три месяца до совершеннолетия. Однако советники, заботясь о благополучном продолжении карьеры, не акцентировали на этом внимание. Получив высочайшую аудиенцию, я узрел пред собою высокого, тонкокостного и очень худого юношу. Кровь Бурбонов, Фарнезе и Виттельсбахов, перемешанная в августейших жилах, одарила инфанта своеобразной и запоминающейся внешностью. Самой заметной частью герцогской персоны был нос, почти орлиный, но отягощенный на конце довольно-таки толстенькой бульбой. Не родись его обладатель принцем — сгинул бы под градом насмешек. Впрочем, Сирано де Бержерак утверждал, что большой нос есть признак ума, храбрости и благородства, причем величина сего органа состоит в прямой пропорции с этими похвальными качествами. Юный властитель Пармы не опроверг смелое предположение остроумного француза, впридачу выказав еще и достойное королевского отпрыска воспитание. В гладкие, отшлифованные до блеска ритуальные фразы он как-то умудрялся вложить искреннее чувство и глубокий смысл: искусство, для меня непостижимое! Главное же, дон Карлос разумно взирал на свое положение: вот сейчас родители дали ему армию, чтоб сыночек завоевал себе королевство; но после, сделавшись самостоятельным монархом (присоединение Неаполя к Испании не предполагалось), нужно будет завести собственную. А стало быть — и собственные пороховые мельницы, оружейные мастерские, амуничные мануфактуры и прочее. Кроме того, понадобятся деньги; так почему бы не задуматься об учреждении компании для торговли с Востоком? Пока — только задуматься, исполнение — дело будущего. Сначала надо стать королем.