Выбрать главу

— Если вы на протяжении всей предыдущей жизни были чересчур необыкновенны, — рассуждал в ответ мистер Чингиз, — то почувствовать себя для разнообразия обыкновенной должно быть очень приятно.

— Но мы же не хотим, чтобы она была похожа на всех остальных наших пациенток?

— А почему, собственно, нет? — произнес мистер Чингиз, считавший себя очень проницательным. — В конце концов, она сама этого хочет; она всю жизнь только об этом и мечтала — быть, как все.

В том же июне они взялись за ее корпус. Сточили и сузили лопатки. Значительно уменьшили обе груди. Убрали лишнее мясо в верхней части рук, а обвисшую кожу подтянули к подмышкам. Разжижили и удалили жир из «вдовьего горба» у основания шеи. Затем пошли ниже. Подтянули мышцы живота, укрепили ягодицы. Ее почки в конце концов остались на своих местах, слишком близко к поверхности, но ее жизненно важные системы и так находились в угрожающем состоянии — пульс то замедлялся, того и гляди остановится, то вдруг бился с бешеной частотой, причем такая картина наблюдалась даже в периоды между операциями. Ее менструальный цикл приходилось все время стимулировать гормональной подпиткой. Короче говоря, общее мнение мистера Чингиза и доктора Блэка сводилось к тому, что чем меньше ее тело будет подвергаться полостным операциям, тем лучше. Это соображение перевесило страх, что лишенные жировой прослойки и потому слабо защищенные от возможных ударов почки в будущем могут представлять угрозу ее здоровью. В конце концов, если у нее после всего этого будет охота оперироваться, почки ей переставят в любой момент.

Мистер Чингиз подтянул мышцы влагалища мисс Хантер, а клитор чуточку передвинул назад, чтобы расширить границы сексуальной восприимчивости пациентки. Это привело доктора Блэка в некоторое смущение.

— По-моему, это уже вторжение в природное естество! — волновался он.

— Никакого природного естества не существует, — сказал мистер Чингиз. — И неприкосновенного тоже ничего не существует, все можно исправлять и все менять, и, как правило, это только на пользу.

Мисс Хантер требовались все большие и большие дозы героина, чтобы заглушить боль. Ее тело пристрастилось к наркотику, но зато она сохраняла присутствие духа и ее организм продолжал вырабатывать необходимые гормоны. А от наркотика ее отучат позднее, всему свое время. Пока же все поражались ее феноменальной воле и желанию скорее выздороветь.

Только однажды она дрогнула, в тот день, когда получила письмо из дома, — событие само по себе необычное. Она заплакала. Она лежала ничком на кровати, и глаза ее были пусты, и руки безжизненны; впечатление усиливалось благодаря тому, что кисти были почти полностью скрыты бинтами: незадолго до этого мистер Чингиз сделал серию тончайших надрезов между пальцами, чтобы посильнее натянуть кожу на тыльной стороне ладоней.

— Что случилось? — спросил он.

— У одной моей знакомой обнаружили рак, — ответила она. — Сейчас она в больнице, умирает.

— Хорошая знакомая?

— Я встретила ее на одной вечеринке, потом мы вместе ехали в машине домой. И еще раз я была у нее на ужине. Это все.

— Видимо она сумела произвести на вас сильное впечатление, если вы так расстроены.

— О, да! Сумела.

Он сказал, что если мисс Хантер желает, она может съездить домой, повидаться с умирающей подругой. Тем более что ее тело нуждается в передышке, как можно более длительной, прежде чем они займутся ногами. Если, конечно, благоразумие и осторожность наконец не возобладали и мисс Хантер не изменила своих намерений; может, она все-таки согласится оставить ноги как есть и удовлетворится своей нынешней внешностью? Что плохого в пропорциях античной статуи?

Но мисс Хантер сказала, что не может тратить свое время и жизнь на больничные визиты и что ногами следует заняться немедленно, поскольку, как выяснилось, времени у нее меньше, чем она предполагала; И, кстати, укорачивать придется не только ноги, но и руки. Сходство с гориллой ее не прельщает.

Если говорить по существу, длину руки уменьшить несравненно проще, чем ноги. Вес тела на руки не ложится. Просто этого еще никто не делал.

— Припугните ее ценой! — советовал доктор Блэк. — Объясните ей, что игра не стоит свеч.

Но деньги совершенно не беспокоили мисс Хантер. Они были для нее не более чем средством к достижению цели — она их презирала. Это не помешало ей распорядиться ими весьма удачно, хотя на первый взгляд довольно рискованно. В Нью-Йорке у нее был брокер, с которым она поддерживала регулярную связь по телефону: она по-крупному играла на бирже. Одна из девушек-телефонисток, обслуживающих коммутатор в клинике, подслушала их разговор и вложила все свои сбережения (несколько жалких сотен долларов) в те же акции, что и мисс Хантер; теперь у нее был солидный портфель инвестиций и сотни тысяч на счете.

Мисс Хантер, как и многие, кто достиг богатства, но рожден был в нищете, разделяла уверенность, что чем больше денег ты тратишь, тем больше тебе за это причитается. Мистер Чингиз и доктор Блэк вызывали для нее специалистов со всех концов света, и мисс Хантер без звука оплачивала все расходы. И чем крупнее был чек, тем с большим удовольствием она его выписывала.

Она становилась все более популярной личностью в клинике. Нянечки и медперсонал восхищались ее мужеством — и ее красотой. Она была обворожительна. На ее лице, постепенно проступавшем из синяков и отеков, было запечатлено выражение милой приветливости. Ее глаза дивно блестели, длинные ресницы (пересаженные откуда-то из другого места) смягчали проявление на ее лице любой слишком сильной эмоции, а голос — низкий, с приятной хрипотцой, — был на редкость выразителен. Все, мужчины и женщины — но в особенности мужчины — слетались к ней по первому ее зову.

Доктор Блэк, не без тайного умысла, пригласил мисс Хантер принять участие в ужине, который устраивался у него дома накануне операции на руках. Его жена рассматривала этот ужин как мероприятие по сбору средств в интересах ее общественной деятельности. Доктор Блэк и мистер Чингиз надеялись, что их пациентка произведет настоящий фурор и тогда наконец успокоится.

— Но я совсем не гожусь для светских сборищ, — стала отнекиваться она. — Никогда не знаю, кому что говорить.

— Бог ты мой, — сказал доктор Блэк. — С такой внешностью вообще не нужно говорить! Достаточно просто присутствовать.

И все-таки она не соглашалась. Тогда ей позвонила миссис Блэк.

— Вы просто обязаны прийти! — заявила она. — Выход в свет — это как раз то, что нужно для поддержания духа. К тому же у нашего вечера благородные цели — спасение белых медведей. Люди почему-то думают, что крупные животные не нуждаются в защите, тогда как в действительности все наоборот. Впрочем, кому и знать, как не вам! Муж столько мне о вас рассказывал.

Некоторое время в трубке молчали. Потом мисс Хантер сказала:

— С превеликим удовольствием, миссис Блэк.

Прическу мисс Хантер делали несколько часов. И вот теперь ее завитые и уложенные по последней моде волосы ниспадали золотой пенящейся волной, кое-где дополнительно украшенной локоном или завитком, чтобы прикрывать неприглядность шрамов. Кстати, от бесчисленных швов у нее на теле осталась лишь паутина тоненьких белых черточек. Она изумительно быстро шла на поправку — это отмечали и врачи, и сестры, — словно ее разъятая плоть не чаяла вновь сомкнуться, соединиться уже по-новому. А ведь известно, что у тех, кто перенес косметическую операцию, ткани, срастаясь, как бы стремятся воспроизвести прежнюю модель, отчего образуются грубые рубцы — свидетельство попытки организма повернуть вспять, к тому, что было прежде, отвергая новый вариант. Красный ободок вокруг глаз у нее почти пропал, теперь его едва можно было заметить. Двигалась она пока еще с осторожностью, говорила с расстановкой; от нее исходило удивительное ощущение новорожденности.

— Она сейчас как Афродита, — говорил жене доктор Блэк, — вышедшая из пены морской. Это такое очарование!

Миссис Блэк не переставала удивляться, до чего все-таки мужчины впечатлительны — даже врачи! Нет, в самом деле, чем они отличаются от продюсеров шоу-бизнеса, восторженно разевающих рот при виде поп-звезды, которую они сами же и сотворили? Поглощенная этими мыслями, она одновременно участвовала в сложных манипуляциях, целью которых было втащить в сад огромную клетку: в клетке лежал накачанный транквилизаторами, внушительных размеров и дружелюбного вида белый медведь, живой символ Общества спасения медведей, взятый напрокат в Северных территориях.