Когда я очнулся, то первым делом сказал:
-Пи-и-ить!
В комнате было темно, на противоположной стене горел ночник, а под ним на кресле сидела полная женщина в белом халате. От моего хриплого «пить» она вздрогнула (Видимо, она спала.) и тут же подала мне из кулера стакан холодной воды со вкусом лимона. Я осушил его за секунду и попросил ещё. Полежал, вспоминая, где я и кто я, приподнялся на койке, глянул на забинтованную ногу, потом в окно, прочитал светящуюся напротив вывеску «Плаза Рио», улыбнулся и снова уснул.
Следующие три дня меня никто не беспокоил. Днём приходили проведать матросы, дыша текилой и табаком. Утром и вечером я ковылял на перевязку. На рану я старался не смотреть, но, судя по ощущениям, дела мои шли на поправку. Медбрат, тоже толстяк, и тоже постоянно улыбающийся, отрывал мне бинт от раны, я вскрикивал от боли, а он улыбался ещё шире и лил на рану какую-то жидкость, от которой становилось прохладно. Потом минуту светил какой-то синей лампой, потом сыпал в рану белый порошок и снова всё бинтовал. На четвёртый день я пришёл на перевязку, почти не хромая. Ногу ещё посветили лампой, посыпали порошком, бинт заменили кусочком пластыря и сказали, что я могу идти домой. На моё «спасибо» он разулыбался ещё шире и что-то ответил по-испански. Молодой лейтенантик принёс мне новый серый костюм и плетёные босоножки. Я последний раз поел больничную сладкую кашу с белым хлебом и кофе, сел в военную машину, и меня привезли в ту же семиэтажную гостиницу, где я познакомился с текилой.
Стоял полдень. Нещадно палило солнце, хотя стоял сентябрь. Пока мы ехали, я разглядывал город. Он напоминал мне Сан-Диего, был как бы его продолжением, его братом – близнецом. Тоже порт. Такой же квартал с небоскрёбами. Коттеджный район, уходящий в горы. Та же влажность и жара. Только тут всё кипело и бурлило. Над океаном заходили на посадку самолёты. В порту слышался знакомый ещё по Владивостоку лязг и гул. Город был плохо убран вследствие явного переизбытка людей. Мусор валялся повсюду. Но это были не сгоревшие автомобили и битое стекло, а коробки из-под телевизоров и мятые ящики с надписью: «Ром Рио-Негро». Дороги были местами разбиты, на нерегулируемых перекрёстках гудели машины и смачно ругались водители: движение было весьма интенсивным. На какой-то площади с надписью что-то вроде «Пасео дель Сентенарио» (Машина ехала быстро, читать незнакомые названия я не успевал.) стояли наши танки Т-90, установки залпового огня «Ураган-2ГМ», ещё какая-то военная техника, вся украшенная мексиканскими флагами. Все первые этажи занимали разные магазинчики, кафе, парикмахерские, а торговый комплекс «Плаза Карусель» составил бы конкуренцию нашему ЦУМу. Этот город, в отличие от умирающего близнеца, жил бурной жизнью. «Всё-таки хорошо, когда у народа есть какая-то общая цель! Когда он собирается в один кулак и готов ради этой цели на всё. Есть ради чего умирать – значит и есть, ради чего жить!» - философствовалось мне. И ведь не скажешь, что это - война голодных против сытых! Глядя на мужчин, было понятно, что спортзалам они предпочитают диван и пиво. Все были какие-то лоснящиеся, довольные и самодостаточные. Торопилась в основном молодёжь, которой было очень много. А мужи семейства чинно вышагивали животом вперёд в расстёгнутых клетчатых рубахах, покуривая в усы и, видимо, точно зная, что туда, куда они направляются, они обязательно успеют. Кстати, среди этого многолюдья было много не мексиканцев. Город оказался многонационален. Я это понял лишь тогда, когда увидел китайцев. Они были точно такие же, как те, с которыми мы бежали из тюрьмы: одинаково одетые, одинаково подстриженные. Попадались негры, ещё какие-то латиносы с косичками, скуластые и худые, то есть явно не мексиканцы. Женщин на улицах было немного, причём встречались и модницы на шпильках, и дамы в военной форме, и обычные домохозяйки с сумками и детскими колясками.
В гостинице меня встретил какой-то невзрачный человек, представился капитаном Сантосом и проводил в мой номер. На неважном русском он объяснил, что жить я буду в одноместном «люксе», а мои товарищи живут этажом ниже по четверо в номере. В моём распоряжении вся Мексика, а также телевизор, холодильник, ванная и кнопка вызова служащего. И ещё мобильный телефон, по которому мне скоро позвонят. На мои попытки задать вопросы он выставил одну руку вперёд, другую прижал к груди, чуть согнулся и, пятясь, покинул мой номер.