У меня появились новые друзья. Вообще, с людьми я сходился тяжело. Это было результатом соответствующего воспитания в детстве. Но здешний народ так подкупал открытостью характера, непосредственностью и честностью, что пара коммандос из нашего тренировочного лагеря с жёнами уже часто приходил к нам с Марией в гости. Забегали на чай и некоторые соотечественники, которые на тёщин вопрос: «Где вы работаете?» неизменно отвечали: «Независимая пресса». Заходили и майор Камачо с женой (Он мне всегда исподтишка кивал на мою Машу и показывал большой палец, а я ему в ответ – кулак, и оба смеялись.) Пару раз заезжал после работы Шедько. Посмотрел, как мы живём, есть ли в чём нужда, поел жареного кролика и подарил нам с Машей шикарный серебряный сервиз на шесть персон.
Я для себя чётко понял: если у тебя плохое настроение, ты разочаровался в жизни, наделал глупостей и уже никому не веришь – приезжай в Мексику! Посиди в баре, послушай музыкантов, посмотри на девушек, искупайся в океане, сходи на корриду, просто поброди между кактусов один – и это окажется куда полезнее казённых советов хитроглазого психоаналитика!
Мексиканские танки по многочисленным просьбам оставшихся в живых жителей Сан-Диего перешли границу и намотали на гусеницы всех, кто попытался оказать вооружённое сопротивление. Поэтому два города-побратима пока ещё разделяют три ряда колючки, а местами ещё стоит великая американская стена, но это ненадолго. Жизнь налаживается, хотя без «Ругера» я гуляю только с дочкой по нашему фруктовому садику. Американские беженцы возвращаются в свои дома, пытаются прожить, работая в поле, на буровой или у станка, а не играя на биржах или раздавая кредиты. Этническим мексиканцам проще: они привыкли зарабатывать свой хлеб честно, а вот белые тут выживут вряд ли.
Жалкое зрелище – эти старые белые в новой Калифорнии! Толстые, ограниченные люди, отказывающиеся верить в то, что для того, чтобы жить, надо что-то делать для других. В их сознание это не укладывается. Их всю жизнь учили только потреблять. Думаю, вскоре они вымрут как вид. Они жалуются, что собачек уже нечем кормить, что мусорный бак полон, что после небольшого землетрясения стена домика треснула, а лампочка над их крыльцом погасла, но никто не вкрутил новую. Что счёт в банке закрыт, что медсестра не приходит делать массаж, что мексиканцы говорят по-испански, не считают доллары деньгами и строят свои дома рядом с ними. На то, что идёт дождь и светит солнце. И на то, что уже некому пожаловаться. Они жалуются, жалуются, жалуются… А сами сидят в продавленных проперженных креслах и смотрят в давно погасшие экраны. Их даже местная молодёжь, с которой солдаты-то стараются не связываться, не трогает. Потому что они похожи на каких-то личинок, которых улей зачем-то кормил много лет, но из которых никто так и не вылупился.
Граница Мексики передвинулась до Финикса и Сан-Франциско, и это, видимо, ещё не окончательное решение американского вопроса. (Я хорошо запомнил политическую карту Мексики середины девятнадцатого века, так что до торжества справедливости ещё очень далеко.)
Моя жизнь была напряжённой, интересной, иногда - опасной, но достаточно стабильной. Я часто бывал в командировках, встречался с разными людьми, попал под артобстрел, но знал, что у меня есть дом, где меня ждут любимые люди. (Правда, любимые меня с порога целовали и предупреждали, что если унюхают признаки измены, то мне сам Стариков не поможет. Но признаки не унюхивались по причине их полного отсутствия.)
Дочке исполнилось два года, когда из Москвы мне дали понять, что пора бы осваивать новые территории, а то на диком западе и в Техасе наших людей мало, а возможности для нефтяников и металлургов там открываются неплохие. Для этого мне надо вернуться на родину, подучиться - и снова в бой. Меня соглашались взять на юридический факультет нашего Владивостокского университета, причём в отдел международных отношений, и сразу на второй курс. Мы долго держали семейный совет и решили, что раз это необходимо для такого святого для любого мексиканца дела, как освобождение Техаса, то Мария меня отпускает, мама и папа ей тут будут помогать как могут. Но, если возникнет возможность – приедет с Луизой ко мне в Россию, хотя бы на время. Я сообщил это в центр, там сказали, что проблем не видят, и я начал собираться на Родину.