Все на Козодерове промокло — сорочка, раскрытый легкий китель; казалось, старик варится в поту, который вскипает капельками и пузырьками на его лоснящемся багровом лице, голом черепе, апоплексической шее, на поблескивающих рыжим волосом руках.
Будущие солдаты входили по четыре, раздевшись догола за перегородкой, как в предбаннике. Не глядя на них, воинский начальник изрекал:
— Молодец! Богатырь! Здоров! Годен!
Врачам оставалось лишь подтвердить его приговор, что они и делали весьма охотно. И тогда маленький секретарь, у которого задеревенела рука от беспрерывного писания, возглашал гулким голосом:
— Следующий!
Голые люди проходили перед комиссией, как автоматы, не задерживаясь и не успевая ничего сказать. Их было тысячи: сильные, здоровые, мускулистые, плотные, сухие, поджарые, отлично сложенные, загорелые и румяные, приземистые крепыши и коренастые атлеты, высохшие от болезней, кривобокие, голенастые, дряблые, вислозадые, плоскостопые, толстые, горбатые, рябые, хромые, зобастые, убогие, скудоумные, юродивые, с грыжами и вздутыми животами, с поздним рахитом и ранним ожирением, с куриной грудью и приплюснутым обезьяньим лбом, — они проходили нескончаемой вереницей, безгласные и немые, все на одно лицо.
Комиссия работала, как выверенная, хорошо смазанная машина, без скрипа и заедания, ровно, спокойно, ритмично. Казалось, ничто в мире не способно нарушить ее раз навсегда заведенный ход, даже если земной шар, выйдя из орбиты, полетит в тартарары. Лишь иногда вдруг наступало легкое замешательство, когда воинский начальник выкликал свое «молодец, богатырь, здоров, годен» при виде явного калеки. Тогда раздавалось осторожное покашливание одного из врачей, и секретарь, положив на стол школьную свою ручку с пером «86», начинал разминать затекшие, вымазанные чернилами пальцы.
Подняв выпуклые, неподвижные, сердито вопрошающие глаза на отъявленного хромца или горбуна, господин Козодеров с досадой восклицал:
— А-а! На что жалуешься, братец?
Его восклицание служило сигналом для врачей, в ведение которых с этой минуты и поступал калека «на предмет определения степени его ограниченной пригодности». Частица «не» в соединении со словом «годен» здесь не применялась, даже в случае неоспоримой очевидности.
Снова работала машина, снова гуськом шли голые люди, снова слышалось однотонное, как звук веретена, «годен, годен, годен».
Из этого автоматического равнодействия комиссию вывел Филимон Барулин, сложенный из одних мускулов, подрагивающих, играющих, перекатывающихся под кожей, словно пружины. Даже подполковник Козодеров и тот оживился.
— Орел! Богатырь! Илья Муромец! Ну кто против тебя такого устоит? Здоров?
— Дюже, — отвечал Филимон Барулин, широко и добродушно ухмыляясь.
— Видать, силен, братец?
— Бог не обидел. Но наша сила что… вот в наших Заозерных краях Вася Шмонин живет, вот это сила, всем силам сила, вашескородие!..
Воинский начальник нетерпеливо перебил его:
— Молодец! Молодец! Отлично, в гренадеры тебя, братец!
— Покорнейше благодарим. Только нам бы на море, вашескородие! Потому мы воду страсть как любим…
Воинский начальник пренебрежительно пожал плечами:
— Ты что, скудоумный или прикидываешься? Ведь покуда из тебя, остолопа, матроса сделают, люди, почитай, про войну забывать начнут. Ишь ты! На море захотел. Ты, братец, просто развязно глуп. Фу-фу! Духота какая, прости господи, и задохнуться недолго. — Он вытер мясистое лицо и толстую шею голубым платком, мгновенно промокшим, хоть выжми.
— Следующий! — возгласил секретарь.
Родион ничего не замечал вокруг себя, поглощенный тревожными опасениями — не сочли бы его чересчур юным. Но, видя, как быстро забривают, похоже, и не очень здоровых людей, приободрился.
Наконец настал и его черед. Стеснительно прикрываясь руками, он приблизился к столу.
Господин Козодеров внимательно оглядел его с ног до головы, но вместо обычного «здоров, годен» сказал:
— Аникеев?
— Так точно.
— На что жалуешься, Аникеев?
— Не жалуюсь, я здоров.
— Похвально, похвально. Что ж, забреем, братец! Это недолго.
Родион перешел в распоряжение врачей. К старым его опасениям насчет такой помехи, как молодость, прибавились новые: а вдруг да найдут у него какой-нибудь скрытый недуг.