Мать не заплакала, а молча перекрестила сына. Она-то хорошо знала, что сын ее не способен на преступление.
С любовью и нежностью погладил Родион сложенные на груди шершавые руки мертвого отца, в которые как будто впиталась древесная пыль.
В дверях он столкнулся с дядей Митей, принесшим гроб.
Старый мастер, готовясь к смерти, уже давно соорудил себе из дубовой колоды гроб. Всю жизнь он мастерил мебель с вычурной и затейливой резьбой, а для успения последнее свое жилище сделал строго и аккуратно, с резным крестом на крышке. Мать долго сердилась на него за эту причуду, но понемногу свыклась с ней и даже приспособила гроб под хозяйственные нужды — хранила яблоки.
Когда дядя Митя прислонил крышку гроба к стене, по всей комнате разнесся аромат яблок, и этот аромат пробудил вдруг у Родиона воспоминания о счастливых часах, проведенных с Анной под крышей чердака, где так же пахло крепким яблочным настоем.
— Давай, Родион, уложим отца, — сказал дядя Митя, посапывая носом, как ребенок после долгих слез.
Родион ничего не ответил. Слезы сжимали ему глотку. Он поцеловал край гроба и вышел.
У калитки, которая вела на соседнюю улицу, он услыхал, как забарабанили в ворота и с треском высадили их.
Филимона он нашел на условленном месте. Силач терпеливо и тревожно ждал, слушая, как шумят и рыщут по саду жандармы с фонарями.
— Идем! — сказал ему Родион коротко, принимая из рук его походную сумку и надевая ее через плечо.
Вдруг наклонился, подобрал горсть сухого песку и бросил в темное окно, за которым ему мерещилась Анна. Ему хотелось проститься с ней; быть может, она не спит.
Прошла минута, никто не выглянул. Филимон огорченно вздохнул.
Анна проснулась среди ночи, охваченная недобрым предчувствием. Точно ей приснился страшный сон, и она тщетно пыталась его вспомнить. Который час? Она как будто и не спала вовсе. В окне блеснула молния, зарокотал гром. Было томительно душно.
За тонкой перегородкой — она слышала — ворочался беспокойно Никанор. Где-то он пропадал до полуночи, а потом заперся подальше от нее, ровно занедужил. Он теперь побаивался ее.
Она вконец истерзалась, ей было больно и стыдно, что она обидела своего милого в такой час, когда умирал его отец. Она казнилась за строптивость и необузданность своего нрава. И, ревнуя Родиона, она ненавидела его за свою женскую неодолимую слабость, которая делала ее бесстыдной перед людьми.
Она услышала шуршащий стук в окошко и сначала подумала, что это дождь. Вдруг вскочила и начала лихорадочно одеваться, вся дрожа и не попадая в рукава кофточки. Крадучись, она выскользнула из дому. Но вокруг не было ни души. И только открытая садовая калитка, скрипевшая на ветру, да следы на мокром песке говорили о том, что здесь был Родион.
Черными ночными задворками подпоручик и его верный Филимон выбрались в степь.
Бушевала гроза. Повторяясь и множась, гром раскалывался с таким грохотом, что земля дрожала. Не успевали утихнуть последние раскаты его в глубине ночи, как рождались новые, постепенно нарастая и рассыпаясь над головой множеством ударов. Такой гул стоял кругом, точно где-то в горах происходил обвал. А молнии словно кривыми турецкими ножами вспарывали гулкую темень, озаряя пустынные и первозданные степные просторы.
— Ну и погодка! — сказал Филимон, с которого ручьями стекала вода. — Погоню-то, пожалуй, отложат. Куда уж за нами гоняться в такую ночь. Не огорчайся, твое благородие! Подадимся на фронт. Где там нас найти. Ищи иголку в стогу.
Родион ничего не ответил. Он шел быстрым шагом, закусив губы.
Нужно было выйти на ближайшую станцию, до которой восемь верст, а там сесть в первый попавшийся эшелон.
Родиону вспомнилась первая ночь на фронте, когда гроза слилась с артиллерийской канонадой в удивительном сновидении и он проспал атаку. Не от той ли ночи пошло его лихолетье? И вот он окольными, глухими путями прошел по кругу жизни и вернулся к той роковой ночи. Она вновь шумела и рокотала вокруг него грозой и ливнем. Не спит ли он? Круг замкнулся, точно капкан. А что он сделал, чего достиг? Ему страшно было подумать. Что толку в том, что он совершил уйму подвигов? Они были бесплодны, как призрачный клад драгоценных камней, которые мигом превращались в стекляшки, как только к ним прикасались нечестивые руки. Жалкий мечтатель! Он спас куклу, оставив в огне живого ребенка; он был расстрелян, но только холостыми зарядами. Во всем усомнился Родион, даже в Анне.