Простояв после залпа несколько мгновений, он шагнул вперед. Посыпались беспорядочные выстрелы, и он упал. Но он был еще жив. Его прикончили штыками. Восковое сияние смерти накатилось на лицо его и растаяло у седой пряди на лбу. Но и смерть не смогла согнать с его лица и погасить усталую, печальную и добрую улыбку.
Занималась долгая утренняя заря. Ветер нагонял тяжелые тучи, они шли быстро, гася румяный блеск зари и погружая землю в угрюмый сумрак предгрозовья.
Последние слова сказания
Генерал Панцырев был разбужен среди ночи телефонным звонком — в частях вспыхнули волнения. А час спустя прискакал нарочный с донесением, смысл которого был прост и страшен: спасайтесь, генерал, пока не поздно.
Но было уже поздно, вокруг бушевала солдатская стихия.
Генерал метался как затравленный, бегая по комнате длинными шагами, почти что скачками.
— И надоумил же черт этого дурака полковника, — кричал он барабанным голосом. — Подлец! И трус! Подсунул мне проклятого подпоручика, а сам в кусты. И что делать — ума не приложу.
— Хиба ж я знаю? — отвечал привычной фразой денщик Микола Федько.
— «Хиба ж я знаю?» — передразнил его генерал. — А что ты знаешь? Ты всегда ничего не знаешь. А ведь знал, наверняка знал солдатское настроение, прохвост ты эдакой. Этот мертвец теперь страшней живого. — И пошел скакать по комнате, выбрасывая свои длинные, как ходули, ноги.
— Бачили очи, що куповали, ваше превосходительство! — сказал безбоязненно Федько, склоняя набок лобастую голову и шевеля обвислыми усами. — Кажут, великомученик народный. Кажут, не простой был человек, а заколдованный. Еще при царе, мабуть, хотели его повесить. Убоялись.
— Да замолчи ты! — закричал генерал не своим голосом, леденея от страха.
Это был запоздалый и бесплодный зов на помощь.
Микола так и понял. Но чем он мог помочь?
— Бегать тоже некуда, — проговорил он. — Везде солдаты. Из солдатского комитету которые прямо казали: «Будемо усих кончать виноватых».
Сперва послышался гул голосов, потом вбежал какой-то парень и радостно гаркнул:
— Ваше превосходительство, идут.
Гул голосов приближался и зашумел под окнами штаба, как река в половодье.
На пороге появился заплаканный гигант и сказал обмершему генералу:
— Россию расстреливаешь, козява! — И отпустил генералу такую оплеуху, что тот взвился до потолка, как поп от щелчка Балды.
Вот когда наконец Филимон Барулин забыл про свой зарок и дал волю своей несказанной силе.
Покончив с офицерами, воинская часть, обрастая по пути как снежный ком, двинулась на помощь новой революции. Солдаты, шли по осеннему ненастью, сквозь дождь, и мглу, и мокрый туман, с налипшими на сапогах пудовыми лепешками грязи и глины, шли к ранним заморозкам того года и крепким зимним холодам.
Конец
1939–1963
