— Возможно, все это так, как вы говорите, — произнес Родион раздумчиво. — Не знаю. И дядя мне этого не говорил.
— Дядя? А кто ваш дядя?
— Отставной военный фельдшер. Он учил меня анатомии. Он хотел, чтобы я стал врачом.
— Да-а? А еще чему вы обучались? — без тени иронии спросил доктор Васильчиков.
Родион был строг и немногословен. Мало ли чему он обучался: баллистике, например, фортификации, изучал артиллерию, языки, знакомился с историей и походами великих полководцев.
— Зачем?
Родион не нашелся что ответить, ему казалось, что это и без слов ясно.
— Понимаю, понимаю, — проговорил Васильчиков, не сводя с парня глаз. — Что ж, скиньте-ка халат. И рубашку тоже. Боже мой, сколько шрамов, вся грудь точно изжевана. Когда же вы успели? Не любопытствую, нет, нет. Рубцы от боевых ран украшают мужскую грудь. Вы что же, в боях бывали?
— И да и нет. Но я готовился к войне и закалял себя, — ответил Родион.
— Ах, вон оно что. Понимаю. Родион! Наполеон! Созвучно. Сядьте, голубчик! Сюда вот, сюда. — Он выстукивал Родиону колени металлическим молоточком с резиновой нашлепкой, чертил рукоятью на спине и груди его быстро розовеющие полосы, выворачивал ему веки, смотрел в зрачки и все говорил, говорил, без конца говорил, и все ласковей, приветливей, так что у доверчивого юнца защемило сердце от сознания обидной и злой несправедливости, учиненной над ним людьми. — Что же с вами произошло, дружок? — спрашивал Васильчиков с самым живым и неподдельным участием. — Расскажите! Смелей! Смелей!
Тогда Родион осмелился поднять на него взор и посмотрел ему в глаза. Странно, глаза доктора, которые поразили и напугали его до потери сознания, потеряли свою власть над ним, он больше не боялся их. Серые, с голубым отливом и острым зрачком, они хоть и продолжали по-прежнему сильно блестеть, как бы светясь фосфором, но ничего пугающего в них уже не было.
Родион начал рассказывать без утайки все, что с ним произошло. В голосе его слышалось недоумение, а карие глаза полны были смятения и печали. Он сам не понимал, что с ним случилось. Он думал, что фронт — это гром, молнии, свинцовый ливень, а оказалось — дождь, слякоть, непролазная грязь, пудовые лепешки из глины, налипшие на сапоги, неописуемая усталость и спящие на ходу солдаты; целые батальоны спят на ходу. Теперь ему кажется, что все это ему приснилось, что ничего этого не было. Не было и этой странной атаки, которую он проспал. Он ничего не помнит, разве только что ему снилась гроза. Проснулся он на носилках. Вот и все. Но никто ему не поверил, его подняли на смех. А ведь все это истинная правда, хотя и кажется неправдой; так иногда прекрасный вид вечернего заката кажется нам совершенно неестественным.
Доктор слушал его и одобрительно кивал головой, всем своим обликом выражая сочувствие и понимание.
— Выходит, нет истины, которую нельзя было бы оспорить, — сказал он, похоже, самому себе.
С настойчивостью, которая показалась Родиону оскорбительной, доктор стал допытываться — не было ли у него в роду алкоголиков, сифилитиков, кликуш. Родион обиделся и умолчал о дяде Мите, который, несомненно, был «привержен к водочке».
— Человек не родится ни преступником, ни душевно больным, — пояснил ему доктор, — а становится, если тому благоприятствует среда и условия. Наследственность лишь способствует предрасположению. Впрочем, кто из нас знает, как жили-поживали наши почтенные предки, какие дела втайне вытворяли, кого втихаря грабили, над кем насильничали… Может, сын-то про них правду всю и знает, а может, невинно отразил, как капля, всю тайную их мерзость…
Он вдруг попросил Аникеева пройтись по комнате военным шагом.
— Выше ногу! Тверже шаг! Левой, правой! — командовал он. — Отлично. Шаг на месте! Бегом. — При этом в лице его было такое напряженное выражение, как у охотничьего пса, подстерегающего дичь.
Родион послушно исполнял все его требования, не сомневаясь, что теперь, когда все разъяснилось, испытание надолго не затянется и его возвратят на фронт. Действительно, Васильчиков вскоре прекратил испытание, явно довольный его результатами.
— Вот и хорошо, — весело сказал он, потирая руки. — Можете накинуть халат. Все это до крайности оригинально и, я бы сказал, забавно. Что ж, сударь, что вам сказать?.. Что вы не были контужены — это вы и без меня знаете. А что с вами было — это один бог знает, да и вы, конечно. Но бог сказать не может, а вы не хотите…
Родион сперва оторопел, а потом возмутился.
— То есть как это так? — проговорил он растерянно и тотчас возвысил голос. — Не знаю, я ничего не знаю. Один врач утверждает, что я был контужен, вы отрицаете. Зачем же меня прислали сюда?..