— А как отличить домашнее животное от не домашнего? — очнулся от испуга Бордовый Глаз.
— Если с домашним животным поздороваться, то оно тоже всегда поздоровается, как умеет, — объяснил Владик. Правда, его однажды укусила собака, но Владик сам был виноват: сам виноват, потому что пытался сразу дотронуться до её головы… Не хотелось бы ему встретиться вновь с этой собакой!
— Покажи нам ещё домашних животных, только не подходи очень близко! — взбодрился Бордовый Глаз и, для большей уверенности, растянулся на владиковой пятке, как упругая кожа на мышце культуриста.
Владик прошёл вдоль улицы и остановился у забора из металлической сетки, за которой в глубине участка, за аккуратными, как на рекламе, цветочными клумбами, высился дом с красной черепичной крышей. Владик всегда замедлял шаг возле этого забора, потому что яркий пышный участок с тёмно-коричневым домом напоминал ему фигурный сливочный торт в ослепительной витрине-холодильнике кафе "Север". Владика, как обычно, потянуло подобраться ближе и лизнуть, зажмурившись, сначала воздушные сливочные цветы на клумбе, потом горьковатые шоколадные брёвна и, с глубоким вздохом, смахнуть языком ароматную, клубнично-карамельную, хрусткую черепицу.
А ещё за этим забором жила чудесная необыкновенная собака. Она никогда не бросалась на ограждение с заливистым лаем или удушливым хрипом, когда Владик замирал напротив калитки. Распластав лохматую огненно-рыжую голову на передних лапах, собака просто внимательно вглядывалась сквозь раскосые щелки глаз в худенькую фигуру мальчика, слегка подрагивая маленькими плотными треугольниками ушей. Только иногда, от причудливой вязи собачьих размышлений и породистого характера, собака молча раскрывала пасть и дразнила Владика фиолетовым, как после черники, языком. Владик часто садился возле серебристых ячеек сетки и рассказывал собаке свои нехитрые новости. Собаку звали чау-чау по имени Тенгиз.
— Тенгиз! Ты — где? — Владик тронул рукой теплые, журчащие в ладошке металлические звенья. — Это — я, Владик!
Неподвижный прозрачный утренний воздух над кондитерским участком отозвался невидимым звоном летней мошкары.
— Кто здесь живёт? — восхитился, наконец, Зелёный Лев.
Раздался сильный шорох и из декоративного кустарника молча образовался задумчивый Тенгиз. Из шарообразной гривы сверкнули тёмные бусины зрачков, и фиолетовый лепесток языка легко коснулся кожаных ремешков на босоножках Владика.
— Это кто за домашнее животное? — выдавил несчастный Бордовый Глаз.
— Это — собака. Она для человека — друг: её не надо бояться! — Владик приложил ладошку к забору рядом с головой Тенгиза, и тот медлительно коснулся руки влажным носом. — Чау-чау только похож на грозного льва…
— Похож на Льва? — не поверил Зелёный Лев. — Посмотри на нас: Бордовый Глаз — и то больше похож Льва, чем твой чау-чау!
— Правда, Влад! — пискнул Бордовый Глаз, — рыжий чау-чау совсем не похож на Зелёного брата…
Владик почувствовал, что сейчас запутается в словах, как путался в ярких буквах из книжки, которую ему купили для подготовки к школе. У него никак не получалось слитно прочитать все эти гласные и согласные, потому что за каждой буквой он видел живую картинку: "С" — СОБАКА, умная и спокойная, как Тенгиз; "А" — АРБУЗ, зелено-полосатый с веселым желтым хвостиком; "Н" — НОЖИК перочинный, который ему мама никогда не купит… И почему из всего этого должно сложиться слово "САНКИ", когда "К" — это КОНЬКИ?.. Владик вздохнул тихонько про свои неуспехи, которые мама называла "бестолковками", а бабушка — "рассеянным с улицы Бассейной!..", и коснулся пальцем переносицы молчаливого друга Тенгиза: — "Привет!"
— Вла-а-адик… — из соседнего двора лениво появился зевающий мальчик. Он был старше Владика на один год, и собирался в сентябре в 1-й класс, поэтому бабушка позволяла ему летом на даче вставать утром попозже, как самому захочется. Серёжа, так звали мальчика, просматривал с бабушкой по телевизору все вечерние сериалы, потом полночи, в тревожной полудрёме, его будоражили толпа непримиримых героев и угроза какой-нибудь природной катастрофы, а глубокий детский сон приходил к нему только под самое утро. Всклокоченными волосами и узкими, ещё не проснувшимися глазами он напоминал сейчас Тенгиза.
— Ещё один чау-чау! — удивился еще раз Зеленый Лев.
Серёжа добрёл до Владика и наступил ему, спросонья, на правую ногу.
— Ничего себе, — разминка! — напрягся Бордовый Глаз.
— Извини! Наступи теперь мне, чтобы не ссориться! — Серёжа подставил Владику свою ногу в мягком домашнем тапке без задника.