А тут Великий шанс на дом. Ну и к нам в Ежовск их занесло. А я тут как тут, талантливая и бедная. Правда, не совсем молодежь – лет мне уже было 25, но собирателям талантов к тому времени осточертело шляться в захолустьях, где даже гостиниц нормальных нет, только с тараканами да клопами, и сроки поджимали, так что они решили не заморачиваться и велели мне паспорт потерять, а в новом паспорте возраст переделать, сами все в нашей милиции и уладили. Сунули сколько надо на лапу, наши-то менты не балованные, им много не надо. Так и стала моложе. Потеряла пять лет жизни вместе со старым паспортом. Хотя я его, конечно, заныкала за печкой в своей развалюхе. На всякий случай. Стала 20-летней Светланой Хохряковой, официанткой из города Ежовска. А два года обучения в театральной студии и три – работы в кукольном театре этого самого забытого Богом Ежовска как корова языком слизала. Обозвали меня Пеппи и под этой кликухой запихнули в Звездный дом. И начала я, в общем-то уже взрослая тетка, косить под enfant terri ble. Внешность позволяла, я всегда моложе выглядела. А тут еще нарядили в шорты и гольфы, выкрасили волосы в зеленый цвет, заставили говорить высоким голосом и шепелявить, чтобы педагоги по сценической речи исправить могли. Полученным результатом вся компания, во главе с главным продюсером Марком Поплавским – делателем звезд, осталась страшно довольна. Хохотали как безумные, тыкали в меня пальцем и повизгивали: «Полная идиотка». Хрюкали от удовольствия – очень уж им своя нехитрая придумка нравилась. На мой-то взгляд, все это было обычной ерундой. «Плохих девчонок» в Академии и без меня хватало – из Илькиного окружения. Вот это уж просто хуже некуда, но поскольку их пребывание было проплачено Папиком напрямую и намного дороже, чем наше (найденышей, так сказать), то против их капризов не особенно попрешь. А они все как одна захотели стать роковыми женщинами, вот и стали им волосы удлинять, сиськи увеличивать и брюлики на них навешивать.
А я что – Пеппи так Пеппи. На все согласная, мне по-любому в Звездном доме лучше, чем в родном Ежовске. К тому времени как Великий шанс к нам в гости нагрянул, я уж совсем никакая была. Тоска заела, считай, до смерти. Ей-богу, просыпалась по утрам и плакала – зачем проснулась, еще один день жить. И ничего не помогало, а я старалась, честное слово. Я ж не совсем дебилка, понимала, что болею – депрессия моя болезнь называется. И по-умному-надо бы мне к врачу обратиться – психотерапевту. Да где тот врач у нас в Ежовске? Даже если и есть кабинет в больнице с такой табличкой – «Психотерапевт» – никому в этот кабинет заходить не посоветовала бы. У нас в Ежовске врачи еще те. На собственном горьком опыте знаю: маму мою они только так ухандокали. Всю жизнь у нее голова болела и всю жизнь они ее от гипертонии лечили. Боли сильнее – таблеток больше. Она их уже пригоршнями поглощала в конце жизни, но только какая-то полоумная сделалась и совсем старуха в свои сорок пять, а голова не проходила. А умерла она от болезни почек. Пока ее от гипертонии лечили, обе почки потихоньку отсыхали. Это уже в больнице выяснилось, куда ее в бессознательном состоянии доставили. Недолго она там пробыла. Через три дня я ее уже хоронила. И осталась тогда одна-одинешенька в суровом Ежовске. Город этот – не совсем моя родина. Родилась я здесь, но после моего рождения родители сразу уехали в Таджикистан – папа военным был. Так что выросла я в Душанбе. Дитя солнца. Мама там в музучилище аккордеон преподавала, папа месяцами на танкодроме пропадал. Жили хорошо. Солнце, фрукты; таджики такие симпатичные. А потом все рухнуло. Сначала папа погиб на учениях, а потом заваруха под названием «перестройка» началась. И таджики стали вдруг совсем несимпатичными. Пришлось нам с мамой бежать. Она бы не уехала из Душанбе, но решила меня спасать. Ей так наши соседи и посоветовали: «Спасай дочку, пока не поздно». Они сами таджики были, соседи наши, всю жизнь мы дружили семьями. Когда папа погиб, от мамы не отходили, во всем помогали, роднее родных были. А тут пришли, денег дали и сказали: «Уезжай, Маруся. Спасай Светку. Убьют за то, что волосики светлые и глазки голубые. Сейчас не разбираются, а дальше еще хуже будет, страшные люди с гор спустятся».
Как они плакали, когда нас провожали, а мы с мамой – нет. Мама тогда как окаменела, а мне интересно было – в Россию едем! Сначала в Москву, а потом в Ежовск. Но недолго я путешествию радовалась, в дороге трудно было, а уже когда прибыли к цели своего путешествия, меня будто парализовало от ужаса – вообще не понимала, как здесь жить можно. Представляете – из центра красивого солнечного Душанбе – на окраину промозглого северного Ежовска. Из чудесной двухкомнатной квартиры с таджикскими коврами – в крохотный бревенчатый дом-развалюху без всяких удобств на вечно грязной улице. Мне тогда казалось, что жизнь моя уже кончилась и меня в могилу закопали. Что казалось маме, я не знаю, маленькая была, но боли головные у нее именно тогда начались.