Особые отношения у Даля с иностранными словами. Даль старается перевести их или объяснить подходящими русскими словами; «К чему вставлять в каждую строчку: моральный, оригинальный, натура, артист, грот, пресс, гирлянда, пьедестал и сотни других подобных, когда можно сказать то же самое по-русски? Разве: нравственный, подлинный, природа, художник, пещера, гнет, плетеница, подножье или стояло хуже?»
Даль убежден, что почти всегда найдется русское слово, равносильное по смыслу и по точности иностранному. Здесь слова местные, «тутошние», Далю особенно с руки: поищешь и докопаешься, что где-нибудь в Твери или на Урале давно живет русское обозначение понятия, которое привыкли выражать иноземным словом. Даль любуется архангельским словом двидь и орловским дглядъ (от обвидетъ, оглядывать), обозначающими горизонт.
Далев Словарь сохранил для нас множество замечательно метких и красочных народных слов. Но Даль в увлечении переступает границу, он хотел бы заменить и те чужеземные по происхождению слова, которые давно стали для русского языка своими. Он предлагает: вместо климат — погодье, вместо адрес — насыл, вместо атмосфера — колоземица или мироколица, вместо гимнастика — ловкосилие (а гимнаст — ловкосил), вместо автомат — самодвига, живуля, живыш.
Даля обвиняли, что сам сочиняет слова, но дело вовсе не в том, сочинил он «живыша» или «насыл» или подобрал где-нибудь в Ардатове или на Сухоне. Предложенные Далем «самодвиги» и «колоземицы» не привились, не прижились — видно, не нужны были. Народ во всем, и в языке тоже, не любит нарочитого, навязанного…
Определения и тождесловы — основа толкования, «примеры еще более поясняют дело», прибавляет Даль.
Примеры у Даля — прежде всего пословицы и поговорки. Его иной раз упрекают, что они слишком щедро насыпаны в его Словарь. Но Даль повторяет в ответ, что примеров хорошей русской речи у нас мало, потому и решил он включить в Словарь все пословицы и поговорки, сколько добыл и собрал. «Толковый словарь» становится как бы еще одним изданием сборника «Пословицы русского народа». Тридцать тысяч с лишним пословиц вошли в Далев Словарь и расселились по гнездам в зависимости от слова, которое должны пояснить.
Оказывается, можно поставить рядом две пословицы и выявить тончайшие оттенки в значении слова. Среди примеров к слову СКАЗЫВАТЬ находим: «Нужда придет, сама скажется» (то есть обнаружит себя, объявится), и рядом: «Сказался груздем, ин полезай в кузов» (то есть объявил себя, назвался). Возле слова СКАЗЫВАТЬ приведено для примера пятьдесят пять пословиц и поговорок! Но это не предел: при слове ДОБРО — их шестьдесят, при слове ВОЛЯ — семьдесят три, при слове ГОЛОВА — восемьдесят шесть, при слове ГЛАЗ — сто десять!..
Есть в Словаре также примеры, сочиненные самим Далем, есть строки из народных песен, из летописей, из «Слова о полку Игореве». «Примеров книжных у меня почти нет», — признает Даль и объясняет, что у него «недостало времени рыться за ними и отыскивать их».
И все же, хоть и редко, встречаются примеры книжные — из Ломоносова, Державина, Фонвизина, Карамзина, Жуковского, Гнедича, Гоголя, Пушкина, чаще из Крылова и Грибоедова.
Даль, к слову сказать, один из первых почувствовал «Горе от ума» не только как гениальную комедию, но как громадное явление в языке. «О стихах не говорю, половина — должны войти в пословицу», — говорил про «Горе от ума» Пушкин. Даль тоже сразу почувствовал эту пословичность языка комедии. Соединение литературной и устной народной речи он видит и в баснях Крылова. Любопытно, что приведенные в Словаре строки Грибоедова и Крылова подчас неточны, как бы взяты не с книжного листа, а из памяти, уже «обкатаны» устной речью. Тоже вряд ли случайность у точного Даля: скорее многие примеры из Грибоедова и Крылова для него не литературные цитаты, а именно пословицы.
Поверим Далю: должно быть, у него и в самом деле недоставало времени подбирать литературные примеры для своего Словаря. Но Даль, похоже, и не ставил перед собой такой задачи. Словарь Даля открывает пути к самобытному, народному слову, а с ним — к народному быту.
Кажется, слова собраны, и расставлены, и объяснены, и примеры приведены — чего ж еще? Но Даля переполняют, через край выплескиваются его знания, бывалость, опыт. Науки и ремесла, производства и промыслы, орудия труда и предметы обихода, народные обычаи, занятая, поверья — Словарь насыщен сведениями до предела. Иногда перенасыщен: тогда, как в растворе, они выпадают кристаллами — толкования слов разворачиваются в заметки, статейки, маленькие очерки (порой две-три строчки всего!) о народной жизни.
Забираясь в Словарь Даля, всякий раз задумаешься над тем, каково наломался его создатель, собирая все эти тысячи слов, сколько голову ломал, прежде чем расселил их по гнездам. Вспомним: ЛОМАТЬ — ОБЛАМЫВАТЬ — ПОДЛАМЫВАТЬ — ПРОЛАМЫВАТЬ… Но едва не в каждом гнезде, кроме толкования слова, притаилось, еще нечто.
ЛОМАТЬ — лом — «ломаные, битые вещи, особ, металл». Заметка: «Серебро берут в лом по 18 копеек. Моченые груши меняют на лом, на железо».
ОБЛАМЫВАТЬ — облом или облом — «выступ на городской, кремлевской степе». Далее узнаем, что деревянные стены, острожки, «рубили с обломом, для удобства защиты. До обломов по семнадцати венцов, а обломов по четыре венца» (венцом называют ряд бревен в срубе).
ПОДЛАМЫВАТЬ — подломная стойка — «при спуске судна, барки, которую рубят последнею».
ПРОЛАМЫВАТЬ — проломать пять пряников — «проиграть, ломая, перешибая пальцем, род игры»…
Забираешься в Словарь и все больше убеждаешься: нужно прожить жизнь Даля, чтобы составить такой.
Нужен бывалый Даль.
Известный русский ученый-языковед, исследуя Словарь Даля, пишет, что это труд художника.
Скупые заметки в «Толковом словаре» и правда увлекательнее иных Далевых рассказов и повестей. Это как бы рассказы Даля, из которых убрано то, что ему меньше всего удавалось: попытки придумать для героев приключения. Зато осталось то, что Даль умел лучше всего — описания обстановки, образа жизни, быта.
«Его можно читать, как книгу!» изумленно говорили о «Толковом словаре живого великорусского языка» современники Даля, не привыкшие к такому чтению.
Словарь Даля — своеобразная, неповторимая книга о быте и трудах, обычаях и нравах русского народа. Читатель Словаря побывает в деревенской избе и на крестьянском дворе, на гумне и на сенокосе, на пасеке и в кузнице. Он увидит, как пашут поле, как сеют, растят и убирают хлеб. Он поторгуется на базаре, пройдет версту-другую с бурлацкой артелью, попирует на веселом празднике и прольет слезу на похоронах. Он станет свидетелем старинной русской свадьбы — всех её обрядов, от сватанья и рукобитья до шумного гулянья, куда, если повезет, прикатит с лихим жениховым поездом — среди прочих «поезжан» здесь должно быть двенадцать непременных лиц (Даль, конечно, перечисляет каких). Читатель узнает, какую одежду носят едва не во всех местностях России, какие блюда подают на стол (а про устройство стола, мы, помним, тоже узнает), какие печи кладут и как возводят дома. Он познакомится с народным календарем; месяцесловом, — а в нем множество примет, связавших вековые наблюдения за погодой и крестьянский» труд. Он узнает, что думает о предметах важных и самых обиходных тот простолюдин, чья жизнь, во замечанию Даля, «кажется нам чрезвычайно однообразною, незанимательною». Но ум и нрав человека «даруются не по сословиям», утверждает Даль, — читатель Словаря постигает, как глубоко и своеобычно мыслит не пожалованный сословными преимуществами, но наделенный природным умом и здоровым добрым нравом простой человек, как выразительно и метко передает он свою мысль в слове.