Выбрать главу

Ракеле с детьми поместили в шести комнатах в госпитале. Жена Муссолини попросила начальника лагеря дать ей какую-нибудь работу. Этого не ожидали, но на кухне требовались рабочие руки, и начальник лагеря согласился.

Работа кипела до самого вечера, было всего шестеро кухарок, а кормить приходилось несколько сотен человек.

…В лагере протянулись четыре месяца заключения. Следующим этапом был мыс Мизена на берегу Тирренского моря. Ракеле добиралась туда на катере. Не хотелось думать, но возникала мрачная перспектива закончить жизнь на полупустынном острове. Еще один зловещий поворот судьбы…

Но вот и берега Искии. Гора Эпомео. Вечер 26 июля 1945 года. Для Ракеле начался новый отсчет времени…

* * *

…Летом 1946 года до Искии дошли слухи, что останки Муссолини были тайно вывезены с кладбища Музокко в Милане, затем найдены и водворены обратно. Ракеле вспомнились слова, которыми ее муж закончил свою книгу о брате «Жизнь Арнальдо»: «Мое единственное желание — это быть похороненным рядом с моими родственниками на кладбище Сан-Кассьяно. Было бы большой наивностью просить оставить меня в покое после смерти. Могилы лидеров, инициаторов великих волнений, которые люди называют революциями, не знают покоя. Но то, что произошло, не может просто так исчезнуть. Мой дух отныне свободен от бренной материи, он будет жить…»

…Когда Ракеле заканчивала свои мемуары, она еще не знала, где похоронен Муссолини. Ей отказались сообщить.

Теперь они вместе… И становится понятно, почему Муссолини всегда интересовался тем, как закончили свои дни Цезарь, Наполеон, Бетховен, где похоронен Александр Македонский… Он думал о себе…

ЧЕЛОВЕК В ШИНЕЛИ НЕМЕЦКОГО КАПРАЛА

В марте-апреле 1945-го Муссолини еще никак не мог согласиться с мыслью, что «все кончено», поражение неизбежно, выход — один: полная и безоговорочная капитуляция со всеми вытекающими последствиями.

Дуче не знал, что генерал Вольф и полковник Доллманн вели секретные сепаратные переговоры с представителями союзников, а именно с Алленом Даллесом и его людьми в Сиене. О многом был осведомлен архиепископ Милана Идельфонсо Шустер, выступавший иногда даже прямым посредником. Неясно только, почему, будучи связанным с Бенито Муссолини личными дружескими и весьма доверительными отношениями, он не сделал даже намека «главе правительства». Он говорил об усилении отрядов партизан, об их вооружении союзниками, о росте влияния просоветских настроений, но ни слова о переговорах и известных ему контактах с союзниками. Все эти «почему» ушли вместе с Шустером и никогда уже не будут разгаданы, ибо архиепископ нигде «особых заметок» об этой эпохе не оставил.

Но священнослужитель знал многое: и о встрече штандартенфюрера СС Доллманна (якобы, уже занесенного в списки военных преступников на будущем суде народов) в кафе «Бьянки» с неким профессором Гуссманом из Цюриха; о переговорах Вольфа с тем же Гуссманом в купе поезда Киассо — Цюрих и, наконец, о встрече 19 марта 1945 года неподалеку от берега озера Маджоре с английским генералом Эйре и американцем Лемнитцером, обсуждавшими условия возможной скорой капитуляции. Все главные точки были расставлены, но вдруг из Берлина пришел вызов Вольфу с требованием прибыть в ставку Гитлера. Генерал понял, что ищейки Гиммлера вышли на него и его «дипломатические связи».

Не приехать в Берлин? Было невозможно: семьи Вольфа и Доллманна находились под пристальным вниманием гестапо.

18 апреля 1945 года в бункере Гитлера состоялся доклад генерала. Вольф увидел перед собой уже иного, «вялого» фюрера, которого больше не интересовала ни Италия, ни тем более Муссолини. Гитлера захватывала «идея» внесения раскола в ряды союзников и переброски всех войск рейха на Восточный фронт, чтобы максимально противостоять русским, остановить их стремительное наступление на Берлин.

У Вольфа не оставалось иллюзий об исходе всей войны, поэтому после встречи в Италии с представителями союзников он пошел и на встречу с партизанами в резиденции кардинала Шустера. Там были оговорены условия капитуляции немецких войск. Вольф гарантировал, что отдаст приказ начальнику гестапо в Милане полковнику Рауффу, который бы запретил войскам СС вмешиваться в боевые действия и отмежевался бы от частей республики Сало. То есть от Муссолини.