– Тьфу ты, – проворчал я, взявшись за хлебную палочку.
– Хороший мальчик, – рассмеялась она.
Жуя хлеб, я мрачно посмотрел на нее.
– Не знаю, как ты можешь к этому так спокойно относиться, – сказала она. – Ты даже не выглядишь потрясенным. Нормальный человек… – она покачала головой. – Но ты ведь не совсем нормальный, да?
Я покачал головой и сглотнул.
– Самый нормальный из всех, кого знаю.
– Все считают себя нормальными.
– А ты? – возразил я. Она поджала губы.
– Вот именно, – сказал я. – И ты хотя бы подумываешь о том, чтобы ответить хоть на какой-нибудь из моих вопросов или это даже не рассматривается?
– Всё зависит от вопроса.
– Ну так назови хоть один, какой мне позволено задать.
Она все еще размышляла над моим предложением, когда официант вышел из-за перегородки, неся мой заказ. Я понял, что мы с Эдит неосознанно наклонились друг к другу через стол, поскольку, когда парень подошел, мы оба выпрямились. Он поставил передо мной блюдо – оно выглядело весьма аппетитно – и быстро повернулся к Эдит.
– Вы не передумали? – спросил он. – Могу я предложить вам хоть что-нибудь? – не думаю, что двусмысленность этих слов была лишь плодом моего воображения.
– Было бы неплохо еще колы, – сказала она, указывая на пустые стаканы, но не отводя взгляда от меня.
Теперь официант уставился мне в лицо, и я видел, что он задается вопросом, почему такая девушка, как Эдит, смотрит вот так на кого-то вроде меня. Что ж, мне это тоже кажется загадкой.
Он схватил стаканы и зашагал прочь.
– Представляю, сколько у тебя ко мне вопросов, – пробормотала Эдит.
– Всего-навсего пара тысяч, – сказал я.
– Не сомневаюсь… Могу я сначала кое о чем тебя спросить? Это будет не слишком несправедливо?
Означало ли это, что она собирается отвечать на мои вопросы? Я охотно согласился:
– Что ты хочешь знать?
Теперь она буравила взглядом стол, ее глаза были скрыты за черными ресницами, а волосы упали вперед, загородив почти все лицо.
Ее слова прозвучали не громче шепота:
– Мы уже говорили о твоих… попытках выяснить, что я собой представляю. Мне просто интересно, продвинулся ли ты в этом.
Я не ответил, и она наконец посмотрела на меня. Я вновь порадовался шарфу, хотя он не мог скрыть красноту, уже поднимавшуюся, судя по моим ощущениям, к лицу.
Что ей сказать? Продвинулся ли я? Или просто наткнулся на другую версию, еще глупее радиоактивных пауков? Как решиться произнести вслух то слово, о котором я весь вечер старался не думать?
Не знаю, что было написано у меня на лице, но взгляд Эдит внезапно смягчился.
– Значит, все настолько плохо? – спросила она.
– Могу я… можем мы не обсуждать это здесь? – я покосился на тонкую перегородку, отделявшую нас от остального ресторана.
– Очень плохо, – пробормотала она скорее самой себе. В ее глазах читалось что-то очень грустное и… почти старое. Усталость, поражение. Больно было видеть ее несчастной.
– Ну, – сказал я, пытаясь придать голосу бодрость, – просто если я вначале отвечу на твой вопрос, то не получу ответа на свой. Ты никогда не отвечаешь. Так что… ты первая.
Ее лицо расслабилось:
– Значит, обмен?
– Да.
Вернулся официант с напитками. На этот раз он поставил их на стол без единого слова и исчез. Я подумал, уж не почувствовал ли он напряжение за столиком так же остро, как и я.
– Пожалуй, мы можем попробовать, – пробормотала Эдит. – Но ничего не обещаю.
– Хорошо… – и я начал с самого легкого: – Что привело тебя в Порт-Анджелес этим вечером?
Она опустила взгляд и аккуратно сложила руки на пустом столе перед собой. Потом посмотрела на меня из-под густых ресниц, а на ее лице появилось подобие улыбки.
– Дальше, – сказала она.
– Но это же был самый простой вопрос!
Она пожала плечами:
– Дальше.
Я разочарованно опустил взгляд. Развернув столовые приборы, я взял вилку и аккуратно подцепил равиоли. Все еще не поднимая глаз, неторопливо жевал и размышлял. Грибы оказались вкусными. Я проглотил и запил колой, а потом посмотрел на Эдит.
– Ну ладно, – и я медленно продолжил, уставившись на нее: – Предположим, чисто гипотетически, что кто-то может знать, о чем думают другие люди, то есть читает мысли – только за несколькими исключениями, – это прозвучало так глупо. Она ни за что не ответит, если даже на первый вопрос не стала...
Но она спокойно встретила мой взгляд и сказала:
– Только за одним исключением. Гипотетически.
Вот черт.
Мне понадобилось около минуты, чтобы прийти в себя. Эдит терпеливо ждала.
– Хорошо, – я старался говорить непринужденно. – Значит, только за одним исключением. Как это работает? В каких пределах? Каким образом этот… кто-то… мог бы найти кого-то другого точно в нужное время? Как она вообще узнала, что я попал в беду? – мои сбивчивые вопросы постепенно становились совсем непонятными.
– Гипотетически? – спросила Эдит.
– Именно.
– Хорошо. Если бы… эта кто-то…
– Назовем ее Джейн, – предложил я.
Она невесело улыбнулась:
– Если бы твоя Гипотетическая Джейн была внимательнее, ей не пришлось бы появляться так своевременно, – Эдит закатила глаза. – Я до сих пор не в состоянии понять, как это вообще могло произойти. Как у кого-то получается настолько систематически влипать в такие большие неприятности, причем там, где это наименее вероятно? Знаешь, ты испортил бы криминальную статистику Порт-Анджелеса за десять лет.
– Не вижу в этом своей вины.
Она посмотрела на меня со знакомым разочарованием в глазах:
– Я тоже. Но не знаю, на кого в таком случае возложить ответственность.
– Как ты узнала?
Эдит посмотрела мне прямо в глаза, словно не зная, на что решиться, и я догадался, что она борется с желанием просто сказать мне правду.
– Знаешь, мне ты можешь доверять, – прошептал я и медленно потянулся, чтобы положить ладонь поверх ее рук, но она отодвинула их на дюйм, и моя рука опустилась на стол.
– Я хочу доверять тебе, – призналась она, и голос ее прозвучал еще тише, чем мой. – Но не уверена, что это разумное желание.
– Пожалуйста? – попросил я.
Секунду-другую она колебалась, а потом быстро заговорила:
– Я ехала за тобой до Порт-Анджелеса. До этого я никогда не пыталась сохранить жизнь конкретному человеку, и это оказалось намного хлопотнее, чем я думала. Но, вероятно, только потому, что это ты. Обычные люди, кажется, живут без такого количества катастроф. Я ошибалась, когда говорила, что ты магнит для неприятностей. Это недостаточно ёмкое определение. Ты магнит для бед. Если в радиусе десяти миль есть какая-нибудь опасность, то она обязательно тебя найдет.
То, что она следила за мной, совсем меня не обеспокоило; вместо этого я ощутил странный всплеск удовольствия. Она оказалась здесь ради меня. Эдит смотрела на меня в ожидании реакции.
Я думал о том, что она сказала – и этим вечером, и раньше. «Как ты считаешь, а я могу быть жуткой?»
– Ты и себя относишь к числу опасностей, не так ли? – догадался я.
Выражение ее лица стало жёстким и безэмоциональным:
– Однозначно.
Я еще раз потянулся к ней через стол, не обращая внимания на то, что она снова слегка отстранилась, и накрыл ладонью ее руки. Они не двигались и потому казались похожими на камень – холодные, твердые, а теперь и застывшие. Я снова подумал о статуе.
– Ты спасла меня уже дважды, – сказал я. – Спасибо.
Она хмуро смотрела на меня, поджав губы.
Я попытался разрядить обстановку шуткой:
– Тебе никогда не приходило в голову, что, возможно, я был обречен уже в первый раз, в инциденте с фургоном, а ты мешаешь судьбе? Как в тех фильмах из серии «Пункт назначения»?
Шутка не удалась. Эдит еще сильнее помрачнела.
– Эдит?
Она снова опустила голову, волосы упали на щеки, и я едва расслышал ответ:
– Тогда был не первый раз, – сказала она. – Ты был обречен уже в тот день, когда мы впервые встретились. И чуть не погиб не дважды, а трижды. В самый первый раз я спасла тебя… от самой себя.