Выбрать главу

Собирая материалы к будущей книге, я наталкивался на опасения и страх со стороны даже близких родственников своего героя. Дети Войно-Ясенецкого принимали меня сначала дружелюбно, предоставили возможность познакомиться с письмами отца, но затем испугались, решили, что появление книги может дурно повлиять на их профессорские карьеры. Особенно нервничал старший сын Михаил. Он несколько раз звонил ко мне в Москву из Ленинграда, требуя прислать на прочтение уже готовые главы. Подвергать свой труд цензуре я не спешил. В начале 1976 года, когда рукопись была почти завершена, Михаил Валентинович в телефонном разговоре начал угрожать, что если я не познакомлю его с текстом, он обратится в ГБ. В июне 1977 года кагебешники действительно совершили обыск в нашей квартире, но был ли замешан в этом Войно-Ясенецкий-сын, утверждать не могу.

С начала шестидесятых я разделил каждый свой год на две части. Девять месяцев по-прежнему расходовал на добывание хлеба насущного: писал очерки и статьи для прессы, книги, пригодные для издания. В оставшиеся же три месяца удалялся в дома творчества, где погружался в писание сочинений, за которые в те годы сажали. Продолжалась та двойная литературная игра почти полтора десятилетия.

Но самым трудным оказался для меня год 1972-й. Материал был собран. Очередной свой отъезд в писательский дом творчества я твердо решил посвятить первой главе будущей книги. И тут — стоп! Размышляя о том, как наилучшим образом выстроить жизнеописание героя, я вдруг сообразил: моих знаний на такой труд не хватит. В свои пятьдесят, окончив школу, университет и медицинское училище, я оставался типичным советским образованцем. И, конечно же, атеистом. С моими тогдашними, безбожными представлениями обнажить перед читателем духовный мир героя мне явно было не под силу. Я заметался в поисках человека, который согласился бы преподать мне основы христианской религии. Встретился с несколькими священниками и даже с двумя епископами, но люди эти явно шарахались от странного писателя-еврея. Они вполне резонно подозревали во мне автора очередной антирелигиозной книжонки. Для такого рода подозрений было достаточно причин.

Владыка Лука умер в разгар хрущевского правления. Поклонник кукурузы и ненавистник модернистского искусства, Никита Сергеевич прославился также своими жестокими гонениями на церковь и вообще на любое проявление религиозных чувств у граждан СССР. Известно, что он превратил в склады и просто разрушил не менее десяти тысяч храмов. Летом 1961 года советские газеты не посмели даже заикнуться о кончине Войно-Ясенецкого. От приказного забвения Владыку не спасла даже его Сталинская премия, превратившаяся, правда, к этому времени в Государственную.

Подчеркнуто антирелигиозный характер власти сохранился и при Брежневе. В следующие 25 лет лишь «Журнал Московской Патриархии» мог позволить себе упоминать о профессоре-епископе. Да и то не часто. Солженицын в III–IV томе «Архипелаг Гулаг» заметил, что в тех случаях, когда студенты медики спрашивали своих профессоров где можно хоть что-то узнать об авторе «Гнойной хирургии», то слышали в ответ: «О нем нет никакой литературы».

Кое-какая литература, впрочем, появлялась и в те годы. Несколько молодых антирелигиозников получили в 60-е — 80-е годы ученые степени за свои «разоблачительные» диссертации, посвященные Войно-Ясенецкому — религиозному мыслителю. В 1965 году издательство «Наука» даже опубликовала труд некоего М. Шахновича «Современная мистика в свете науки», где автор буквально поносит Владыку Луку, обзывая его «фанатиком», а его философские труды «принаряженной чертовщиной». Двадцать лет спустя, уже на пороге горбачевских преобразований, врач Т. И. Грекова в книге «Странная вера доктора Швейцера» (М. 1985) вновь, по указанию властей, схватилась за «научную плетку» чтобы выстегать верующих ученых и в том числе Войно-Ясенецкого. «Наука и религия — несовместимы», — снова и снова твердит в своей книжке Грекова, не замечая, что этот тезис противоречит самому содержанию ее книги, посвященной крупнейшим медикам XX столетия.

Воевать с сочинителями из отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС я не собирался. Просто искал для общения и просвещения образованного в делах религиозных, желательно верующего, современника. Кто-то посоветовал поговорить с отцом Александром Менем, настоятелем маленькой церковки под Москвой. Этого, ныне зверски убитого, человека знают сегодня миллионы, но тогда, отправляясь в неведомую мне деревню (электричкой, потом автобусом, потом пешком) я об этом замечательном проповеднике ничего не ведал. Вот запись, которую я сделал в своем дневнике, вернувшись после первого свидания.