Теперь мистер Стюарт смотрел на девушку по-другому, затем повернул голову и внимательно посмотрел на часы, лежавшие на черном бархате. Она схватила его за руку и спросила:
— Вы мне верите?
— Да-да. — Его тон был резким, глаза серьезными. — Да-да, я верю вам. Но идемте... идемте, давайте найдем какое-нибудь место, где можно посидеть и поговорить. Дальше по улице есть ресторан.
Когда Стюарт хотел взять ее под руку, Эмили оттолкнула его руку:
— Нет-нет. Я только что была там, мне хотелось есть.
— О! — На его лице отразилось легкое удивление. — Тогда тут недалеко есть церковный двор со скамейками за церковью, пойдемте туда.
Мужчине пришлось почти оттащить Эмили от витрины, и, когда они дошли до скамейки за церковью и устроились на ней, девушка наклонилась вперед, положила руки на колени и, крепко сжав их, сказала:
— Дело не только в часах. Дело еще и в нем. Так поступить со мной! А мне он нравился. Я думала, что он очень хороший человек.
— Возможно, он сам очень нуждался в деньгах. Никогда не знаешь, как сам поступишь в подобной ситуации.
— Вы на его стороне? — Она свирепо посмотрела на него.
— Нет-нет, я не на его стороне. И если бы он был сейчас здесь, то я бы выбил из него все деньги, которые он получил за часы, хотя, — Стюарт покачал головой и устало улыбнулся, — я поклялся, что никогда снова не подниму руку на человека до конца своей жизни. Однако, как я и сказал, когда тебя вынуждают...
Эмили отвернулась и снова стала смотреть на свои руки, повторяя:
— Четыреста двадцать пять гиней.
— Он не получил за них таких денег; ювелиры хотят получить приличную прибыль, особенно когда покупают такую необычную вещь. Не каждый может позволить себе купить часы за четыреста двадцать пять гиней. Хотя в Ньюкасле есть несколько очень богатых людей, и, без сомнения, их жены одеваются великолепно, но не думаю, что в их привычках выбрасывать деньги на карманные часы.
— Какие часы?
— Карманные, они так называются - карманные часы.
— О! — Она покачала головой.
— Не расскажете ли вы мне, как они попали к вам? — Он говорил тихим голосом.
Эмили не сразу ответила, а сначала выпрямилась и откинулась на спинку скамьи. Потом медленно и без выражения рассказала историю про Сепа и часы. Стюарт выслушал рассказ от начала до конца, не перебивая. Когда он заговорил, то заговорил вовсе не о часах.
— Этот Сеп, он, наверное, очень хорошо к вам относился.
Сеп? Эмили бросила взгляд на собеседника, потом перевела его на опору из серого камня, пристроенную к стене в дальнем конце тропинки, возле которой они сидели, и странным образом она напомнила ей Сепа, потому что Сеп был сильным. Он бы всегда поддерживал ее, и ей бы это нравилось, с Сепом она бы чувствовала себя защищенной. Даже в полной мере узнав, что значит замужество, она все равно была бы по-своему счастлива, ощущая его силу. Сейчас она могла рассчитывать только на себя. И ей нужны были все ее силы, чтобы поддерживать их обоих.
— Он был хорошим человеком, — ответила она, — заботливым. Понимаете, что я имею в виду? — Эмили снова взглянула на Стюарта. — Он был намного старше меня, ему было тридцать пять лет.
— Тридцать пять. Ужасный возраст!
Она увидела, что он улыбается, и, улыбнувшись в ответ, сказала, запинаясь:
— Ну, это был хороший возраст.
— Вы так думаете?
— Он мог бы быть моим отцом.
— Я тоже.
Ее глаза слегка расширились:
— Неужели вам тридцать пять?!
Он снова рассмеялся:
— Мне почти тридцать пять.
— Ну, вы выглядите моложе. А после того, через что вы прошли...
Эмили закусила губу и покачала головой, потом посмотрела на Стюарта извиняющимся взглядом, но в его глазах она заметила грусть.
Прошло, наверное, около полуминуты, прежде чем он тихо сказал:
— Вы первая, кто попытался напомнить мне о времени, проведенном мной в тюрьме...
— Я сожалею.
— Пожалуйста... пожалуйста, — Стюарт протянул руку и коснулся ее руки, — не сожалейте. Это все равно, что открыть дверь комнаты, которая была закрыта много лет, и впустить в нее немного воздуха. Когда люди не говорят это вслух, но выражают это взглядом, как люди в деревне и в округе, — он медленно покачал головой, — у меня возникает ощущение, что я все еще расплачиваюсь за содеянное. Это даже хуже, чем сидеть в тюрьме, потому что там не всегда было плохо, по крайней мере для меня. Я думаю, что я выработал свое отношение к жизни и прочим вещам, которое помогло мне продержаться там. Для многих все было по-другому. — Он очень медленно покачал головой и повторил: — О нет, для многих все было по-другому.