Референдум в Крыму. Записки очевидца
Привлечённый развивающимися событиями, я приехал на Крымский полуостров, чтобы своими глазами увидеть происходящее: уже тогда было понятно, что сдвиги происходят воистину тектонические.
Проходящий через Харьков поезд «Санкт-Петербург – Севастополь» в межсезонье всегда был неполон, а в эти дни, можно сказать, что и пуст: в Крым ехать опасались. При въезде на полуостров действовала какая-то поверхностная проверка документов, кажется, это уже работали россияне. А сразу за перешейком, к своему великому изумлению, из окна поезда я увидел орудийные стволы и бронетехнику, ставшую на страже покоя полуострова. Зрелище грозное, внезапное, никогда невиданное мною в этих безмятежных местах.
На севастопольском вокзале другая неожиданность: по перрону гуляют казаки, цепким глазом осматривая приезжающих, некоторых останавливая для короткой беседы.
Я ожидал, что и дальше продолжится в том же охранительном духе, однако за исключением площади Нахимова никакой особой уличной активности не наблюдалось. В городе буйствовала весна и изумлённо-приподнятое настроение.
«А Харьков разве не с нами?», – спросила меня в местном отделении банка задорная крымская девушка, весёлая, как сама весна.
Лишь один раз, уже на выезде из города, я видел блокпост так называемых «вежливых людей». Люди действительно оказались чрезвычайно вежливые. Зашли в автобус, бегло осмотрели салон и лица пассажиров. Одного, с рублеными крестьянскими чертами лица, попросили показать содержимое сумки. Селянин говорил с сильным западенским акцентом, но содержимое торбы показал охотно: обычный дачный инвентарь. И мы поехали дальше – вся процедура заняла минут пять.
А потом наступил и сам день голосования. Я подобного не видел с советских времён, да и тогда не припомню, чтобы выборы превращались во всенародные гуляния. Хотя советская власть очень к тому стремилась.
Яркие крымские улицы заполнила толпа, и никогда бы не подумал, что в этих сонных посёлках живёт столько людей. Запомнились радостные горожане, которые весёлой, общительной гурьбой шли туда, где натужно гремела музыка, как бы обозначая участки для голосования.
Я видел женщин, которые специально заходили перед голосованием в парикмахерские, чтобы прихорошиться; сонмы стариков в лучших старомодных нарядах; родственники катили инвалидов на колясках; смешливая молодежь стекалась на празднично украшенные избирательные участки словно на сельскую свадьбу. И над всем царила ранняя крымская весна.
А вечером того же дня я смотрел прямую трансляцию из Харькова, где боевики «Патриота Украины» (будущий батальон «Азов») открыли огонь на поражение и убили двух антимайдановцев, и взволнованный стример кричал в ночной темноте: «Здесь убивают!». Контраст был разительный. Пути Украины и Крыма разошлись. Первая столица против второй
18 марта 2014 года серьезно напуганный размахом протестов на Юге и Востоке Украины свежеиспеченный премьер-министр Арсений Яценюк в специальном обращении обещал телезрителям: «Исполняющий обязанности президента Александр Турчиное – родом он, кстати, из Днепропетровска – при моей полной поддержке как главы правительства Украины принял решение оставить в силе языковой закон в редакции Кивалова – Колесниченко, принятый в 2012 году. Этот закон по-прежнему работает. Русский язык, согласно этому закону, во всех областях, где преобладают русскоязычные, имеет статус де-юре регионального, а фактически официального языка с такими же возможностями и правами, как и у украинского. Гарантии для русского языка отдельной строкой прописаны в статье 10 Конституции».
Также майданная верхушка врала, будто ударные соединения националистов (которые и вырвали для них победу) якобы «агенты Кремля». В либеральных украинских СМИ в те дни старательно раскручивалась тема измены «Правого сектора».