Выбрать главу

Глава 3. Звёздное небо

С утра меня разбудил аромат сладкого теста и варенья, доносившийся из кухни. Я зашла в столовую, где мама как раз накрывала на стол. Из окна слышался крик соседских петухов и лай собаки. Прелесть загородной жизни.

— Уже проснулась? — мама аккуратно перекладывала оладушки с чугунной сковородки в углублённую миску.

— Тебе помочь? — спросила я, заглядывая ей через плечо. Пар поднимался мягкими белыми облаками и нежно касался щёк, оставляя лёгкую испарину.

— Расставь пока тарелки.

После трёх промахов я наконец нашла нужный шкафчик. Полка висела довольно высоко, и от неаккуратного жеста стеклянная гора посуды накренилась и была готова упасть. Я подхватила её второй рукой и чудом удержала на месте.

— Нет-нет, — мама забрала расписанные гжелью тарелки, — это же праздничный сервиз.

Я тревожно выдохнула, подумав, что этот самый праздничный сервиз ещё минуту назад мог разбиться. Повезло, что мама была занята и не заметила.

Мама достала из нижнего ящика белые тарелки с красной каёмкой и расставила их сама. Красный цвет красиво сочетался с синей вазой и оживлял комнату, а блики от солнца, отражаясь от стекла, оставляли голубые разводы на скатерти. «Можно было бы сделать красивую зарисовку», — подумалось мне.

Папа зашёл домой с пакетом свежих овощей, вкусно запахло помидорами и зеленью. Сбегав в наш сад и сорвав неспелое яблоко — оно добавляло приятную кислинку —, я нарезала салат и заправила его оливковым маслом.

— Ну что, уже успела порисовать вчера? Как успехи? — поинтересовался он.

— Нет, па, ещё не успела. Но сегодня обязательно начну, — от одной мысли об этой безнадёжной затее меня передёрнуло.

— А я вот сегодня с утра я заходил в твою художественную академию. Нина Игоревна очень ждёт твоего возвращения. Вам многое нужно нагнать перед экзаменами, меньше месяца осталось.

— Какие планы на сегодня? — мама сменила тему, заметив моё напряжённое лицо.

— Собираемся с Петей съездить в Москву, погуляем по любимым местам, может, сходим в кино или галерею. Но чёткого плана пока нет.

— Это правильно, погода сегодня чудесная, почти летняя. Мне в куртке даже жарко было, — сказал папа. — Но всё равно возьми с собой что-то накинуть, к вечеру будет прохладнее.

— А нам надо заехать к бабушке, — мама наконец села к нам за стол, и мы принялись за оладушки. — Нужно завезти лекарства, да и прогуляться бы ей было неплохо. Вы когда с Петей освободитесь? Хочешь поехать с нами?

Не успела я ответить, как раздался стук в дверь и на пороге появился Петя. Думала, что только мне было нечего надеть, но и он не постарался сменить свою белую рубашку на что-то более весёлое.

— В выходной день улицы такие оживлённые, тебе всегда нравилось по ним гулять. Я уже даже придумал, где мы с тобой можем встретить закат, — Петя ответил на мамин вопрос за меня; он отказался от завтрака и остался стоять на улице. — Поедем на автобусе? Народа должно быть немного. Если на автобусе, то он отправляется уже через десять минут, нужно поторопиться.

— Давайте лучше я вас подвезу, — папа уже успел надеть свой выходной пиджак и узкополую шляпу.

— Тебе тоже нужно в город? — удивилась мама.

— Срочно вызвали по работе.

— Снова? Но мы же уже пообещали маме, что заедем сегодня, — вздохнула она.

— К обеду надеюсь уже освободиться, тогда и съездим, или в крайнем случае завтра. Ты же знаешь, что я просто не могу отказаться.

— Но сегодня же суббота, выходной, — заметила я.

— Нужно помогать своей Родине, правда? — папа погладил меня по голове и пошёл заводить машину.

В салоне пахло бензином, и вибрация от заведённого мотора отдавалась в сиденья.

— Пётр, а ты как? Будешь поступать? — спросил папа, пристегнув ремень безопасности, и включил радио. Зазвучала «У Чёрного моря» Леонида Утёсова.

— Собираюсь, дядя Коля. Хочу изучать политику или социальные науки, вот только пока с институтом не определился.

— Ого, что ж ты так? Тут всего ничего осталось. Мы вот с дочкой давно уже определились, у нас даже не было сомнений — московская художественная академия. А как она у нас рисует, ты и сам видел картины! Не сомневаюсь, она станет новым Рембрандтом! — его глаза светились гордостью.