Одноклассники почти сразу догадались, что мы с Петей встречаемся. Мне это льстило, а его — почему-то злило. Иногда я подходила к нему на перемене, чтобы поговорить, а он лишь отмахивался: «Не мешай, мы тут с ребятами разговариваем». Тут уж и мальчишки вмешивались — то ли в шутку, то ли всерьёз:
— Аксёнов, это что с тобой случилось? Раньше пылинки с неё сдувал. Нельзя мужчине так с женщиной разговаривать.
Петю это злило ещё сильнее, а я никак не могла понять, чем заслужила его холодность. Мне всегда казалось, что в отношениях люди стремятся стать ещё ближе, но мы начали отдаляться друг от друга. Хотелось рассказать всё лучшей подруге, спросить совета, но такой у меня не было. Достаточно близка я была только с Петей.
Иногда после уроков мы с Петей бродили по неприметным пустынным улочкам и болтали, но чаще Петя становился задумчивым, и тогда мы просто шли рядом, в тишине. Но неловкости не возникало — у меня тоже хватало своих мыслей. Однажды мы так забрели на барахолку, где вывеска кричала красными буквами: «Одежда и товары для дома».
Едва переступив порог, я почувствовала затхлый запах пыли. Внутри никого не было, но на столе стояла недопитая чашка чая. Я осмотрелась. В магазине в несколько рядов стояли многоярусные полки и столы, заваленные пёстрым хламом из прошлого. Было много посуды с отколовшейся эмалью и трещинами, прямо на полу стояли мягкие игрушки, а в углу — огромный дубовый шкаф, заставленный книгами. На дверце висела табличка с потускневшими буквами: «Не для продажи».
— Классная вещица, — я осторожно взяла со стола лампу с кружевным абажуром. Света она почти не давала, зато её узор ложился на стены причудливыми тенями.
— Зачем она тебе? Будет в комнате ещё один пылесборник, — Петя с пренебрежением повертел лампу, стряхнул с абажура пыль и резко поставил на место.
— Да, но красивый, — я улыбнулась, будто это могло разрядить обстановку.
После лампы я заметила пару бордовых туфель на невысоком каблуке, винтажные серьги и фарфоровую чашку с отколотой ручкой. С трудом я проходила мимо полок, чтобы совсем ничего не взять. Эти вещи были не антиквариатом, а просто свидетелями чужой жизни, но в их потёртостях жила особая прелесть. Они дарили мне ощущение маленького приключения, будто я — охотник за сокровищами, отыскивающий алмазы среди камней.
— Вот скажи… — Петя нахмурился. — Зачем тебе вся эта ерунда? Ты же сама говорила: тратить деньги надо с умом. Что случилось? Ты расстроена? Просто скажи. Не обязательно покупать это старьё.
— Не ищи смысл во всём, — теперь я вертела в руках рыжую куклу без одного глаза, — Я просто… изменилась. Столько всего произошло. Эти вещи мне нравятся — и всё. Без причин. Тем более они стоят копейки. Можно же себя иногда порадовать.
— У этой куклы даже нет глаза, — он с недоумением указал на неё пальцем.
— Зато второй глаз — как у меня, зелёный, а волосы — рыжие. Подумай, какая у неё история! Наверное, когда-то её подарили девочке, и она стала любимой игрушкой. Но однажды кукла упала, и стеклянный глаз разбился. Девочка плакала, просила оставить её, но родители решили выбросить. А потом, по воле случая, владелец этого магазина подобрал её и поставил на витрину в надежде, что хозяйка вернётся. Она стояла и ждала… но никто не приходил. И вот теперь здесь я, с двумя рублями, которые могут подарить ей новую жизнь. Разве это не чудесно?
Я улыбнулась и подмигнула Пете, надеясь, что эта история его развеселит. Но он только сжал губы и отвёл взгляд.
— Ну же, не хмурься, — я тихо тронула его за локоть.
— Но на самом деле она просто сломана и никому не нужна! — Петя поднял голос, — Зачем ты придумываешь эти глупости? Делать больше нечего?
— Потому что… я тоже когда-то была такой сломленной. — Я посмотрела на него. — Но рядом оказались близкие люди — ты, мои родители. Вы помогли мне справиться. Теперь её изъяны кажутся мне… даже милыми.
— Лучше бы ты к экзаменам так готовилась. — Он скрестил руки. — Надя, ты ведь никуда так не поступишь. Хочешь потерять ещё год? Сегодня ты не ответила ни на один вопрос по математике. Даже школу так не закончишь.