Страсть к разрушению у человека в крови — только гляньте, с каким упоением двумя взмахами детской лопатки карапуз крушит в песочнице башню, которую вместе с мамой (больше — мама) строил перед этим битых два часа!
Поэтому, если мои рассуждения о необходимости срочного ремонта у моих отпрысков никакого отклика не вызвали (по принципу: тебе надо — ты и делай. В конце концов, кому приспичило вносить в жизнь перемены? Не им, во всяком случае, — им и так не дует), то предложение начать обдирать обои было мгновенно поддержано, и не успела я оглянуться, как стены в нашем жилище засияли обнаженной штукатуркой, так что возникало ощущение, будто ты внезапно для самого себя сошел со скорого поезда на каком-то богом забытом полустанке. Так же пусто, голо и неприкаянно…
Но — наступил конец школьной четверти, контрольные, сдачи и пересдачи… Но — никто не отменял мои ежедневные домашние обязанности: есть и ходить в чистых джинсах хотели все, а времени у детей на помощь матери ну никак не находилось (сдачи и пересдачи — см. выше). В общем, порыв к обновлению иссяк вместе с праздником разрушения (сдиранием старых обоев), и процесс благополучно остановился.
Нет, я постоянно помнила, что завтра нужно обязательно браться то ли за побелку, то ли за покраску, потому что — сколько же можно жить на вокзале… Но на следующий день оказывалось, что вчерашний борщ съеден вчера, и нужно было опять варить суп и жарить картошку, попутно зашивая кому-то очередную пару носков, а голые стены уже как-то примелькались и совсем не резали глаз… Поэтому — ну уж завтра, пожалуй, обязательно нужно браться за ремонт, а сейчас есть дела более неотложные… И совесть не мучает, завтра-то я возьмусь, наконец, за это дело…
Правда, от неожиданных звонков в дверь я все-таки вздрагивала, прекрасно представляя, какое впечатление способен произвести наш караван-сарай на человека неподготовленного. Поэтому, пренебрегая правилами вежливости, предписывающими вначале пригласить человека в квартиру, а потом интересоваться, что ему от тебя понадобилось (хотя, извините, какие правила в нашей теперешней жизни, когда и к двери-то подойти опасно?! Но мы росли во времена иные, и этикет впечатан был в нас намертво), так вот, напрочь пренебрегая всяческим этикетом, я теперь бочком сквозь полуприоткрытую дверь протискивалась на лестничную площадку, а дверь тут же старательно прикрывала: ну — сарай, ну — караван, и нечего глазами шарить, может, мне так нравится. И вообще, это я тут живу!
Итак, я, как всегда, торчала на кухне, пытаясь побыстрее разделаться с разваливающимися котлетами, когда в дверь робко постучали. Окинув себя критическим взглядом (волосы всклокоченные — жарко, халат старый затрапезный — зато уютный и любимый, руки в фарше, тапочки домашние, а значит — стоптанные, макияж — как у Бабы Яги после продолжительного гриппа — ну и ладно, кому какое дело теперь до моего внешнего вида!), я пошла открывать.
— Извините, я звонка не нашел. Можно, я войду? — и в дверь протиснулся абсолютно ни с какой стороны не знакомый мне молодой человек. — Здравствуйте, я — Вениамин. Ну, так с чего мы начнем?
Держать паузу эффектно в театре, в жизни это напрягает. Я, например, не умела этого делать никогда. Всегда во всех неловких ситуациях сдаваясь первой, начинала нести любую чушь, лишь бы не молчать.
Сейчас же я на некоторое время потеряла дар речи, причем — совершенно непроизвольно.
Молодой человек взирал на меня и абсолютно спокойно ждал, пока я отомру.
— Вы — кто?
— Меня зовут — Вениамин. — Вот ведь, не понимает с первого раза.
Не понимаю. Видимо, сообразил: что-то не так, потому что добавил:
— Вам же Людмила Николаевна обо мне говорила?
Уже легче, есть общая знакомая. Сейчас разберемся.
— Нет, мне никто ничего не говорил. А что вы хотите?
И тут — не вру! — на щеках молодого человека явственно проступил румянец, и он торопливо, будто боялся, что я могу его перебить, проговорил:
— Людмила Николаевна сказала, что вы намерены переобустроить квартиру, и вам нужен специалист по фэн-шуй. Я и есть этот специалист.
Краснеющего мужчину я видела первый раз в жизни. Это было настолько любопытно, что я снова, как последняя дура, застыла в ступоре. Молодой человек помялся, помялся на пороге, а потом, решительно шагнув вперед, с нажимом повторил: — Так с чего же мы начнем?!
Нетушки, давить еще будет меня, в моем же доме! — кто? — Какой-то подозрительный «специалист»?! Да и вообще — что это еще за «специалист»?! Ну, с Людмилой я разберусь позже, а сейчас — выставить этого субчика и заняться делом. Котлеты горят!